– Почему? У меня красивые ноги. Разве нет? Вы часто видите такие? Знаете, я иногда сама не верю, что они мои.
Самоваров удивленно покосился на Любу. Она все еще улыбалась. Самоварову начало казаться, что у нее не все дома. Как она только продажами кефира занималась?
Люба вдруг прищурилась:
– Я вот смотрю на вас и думаю: а вы ведь не совсем конченый человек. Не то что ваш друг майор! Тот сделан весь из грубой коры, из такого толстого, толстого железа со ржавчиной – вы меня понимаете? А вы другой. У вас гибкие руки и чувственный рот. И вы любите любовь.
Ее голос задрожал.
– Как вам не стыдно! – возмутился Самоваров. – Взрослая женщина, бизнес-леди, а несете такую ахинею.
– Разве любовь ахинея? Это единственное, что существует на самом деле. Все остальное либо вранье, либо вещи. А вещи просто продаются в магазинах. Каждый может купить. Зато если нет любви, не надо жить. Отпустите меня сейчас же! Отпустите! Если иначе нельзя, сначала возьмите меня, овладейте мной – вы ведь этого хотите, я вижу. Идите сюда! Вам будет что вспомнить.
– У меня полно воспоминаний получше.
– Я же говорила, вы не совсем конченый человек!
Люба спустила с дивана ноги, выпрямилась в струнку. Ее глаза сияли из-под челки. Кажется, она придумала какую-то новую каверзу.
– Вы настоящий, я вижу, – ворковала она своим ломким нежным голосом. – Только я никак не пойму, что у вас на уме? У вас в этом деле наверняка должна быть какая-то своя выгода. Но какая?.. Вы ничего не можете знать о том, что случилось сегодня. Вы задумали шантаж, да?
Самоваров усмехнулся.
– При чем тут шантаж? Как вы убили Еськова, я примерно знаю. Знает и майор. Нет здесь никакой загадки.
– Врете! – засмеялась Люба. – Никто ничего не видел! Это Лундышев стрелял!
– Нет, вы. Хотите, расскажу, как все было? Вы с господином Еськовым посреди вечеринки уединились в спальне (не знаю, под каким предлогом вы его туда заманили). А до того вы взяли пистолет из коллекции. Вы же здесь не раз бывали и прекрасно знали, где лежит ключ от шкафа. Знали ведь?
– Допустим, – согласилась Люба.
– Поднялись наверх якобы попудриться, взяли ключ, открыли ящик и завладели пистолетом. Наверное, вы и раньше из него стреляли? Вы спрятали пистолет в спальне, скажем, под подушку, и отправились за Еськовым. Вдвоем вы немного порезвились на кровати. Затем вы пустили Еськову пулю в лоб. Гремели петарды, никто ничего не понял и не заметил.
– Ненавижу шум! Сашка ужасный дурак, – заметила Люба. – Родители оба умные, а он дурак. Природа на нем отдыхает.
– Затем вы попробовали инсценировать самоубийство, – продолжил Самоваров. – Вы вытерли пистолет, приложили его к руке жертвы и бросили рядом. Все это полнейшая туфта, дилетантщина.
Люба, кажется, обиделась:
– Почему?
– Когда человек крепко держит предмет, отпечатки выглядят совсем не так вяло и смазанно, как у вас получилось. Но похоже, вы собой остались довольны и спустились в столовую. Ключ от ящика с пистолетами вы зачем-то сунули в вазу.
– Какую еще вазу?
– Ту, что в малой гостиной, с хризантемами. Наверное, вы хотели запутать следствие? Это была очередная ваша глупость. Ключ в вазе – как это по-женски!
– Что, и ключ уже нашли? – удивилась Люба. – Ах, я не то хотела сказать… Не брала я никакого ключа. Это все делишки Лундышева. Я ничего не знаю!
– Вы думали, вам все сойдет с рук, а обстоятельства вам благоприятствуют. Только вышло все наоборот. Вы задумали и совершили злое и глупое преступление.
– А доказательств-то все равно нет! – повторила Люба.
– С чего вы взяли? Их полно! Ключ и пистолет на экспертизе. Вряд ли на них вы смогли уничтожить все свои следы.
– А если смогла?
– После выстрела на ваших руках должны остаться следы.
– Нет на них следов и не было!
– Вы еще и перчатки надевали? Или воспользовались носовым платком? Тогда остается главное: вас видели.
– Кто?
Самоваров усмехнулся:
– Вы забыли задернуть шторы.
Некоторое время Люба обдумывала новое обстоятельство. Розовые огни неподвижно стояли в ее расширенных зрачках.
– Но в спальне шторы всегда закрыты, – наконец пролепетала она.
– Вы имеете в виду тюль? Такой тоненький тюль, в мелкую мушку? О, это очень коварная материя! Если вы внутри комнаты, где горит свет, тюль кажется непрозрачным, сплошным. Полная иллюзия, что вы закрыты и защищены. А что будет, если смотреть с другой стороны, из темноты? Оттуда тюль почти не виден. Он просто исчезает! Зато все, что за ним, – как на ладони. Этот эффект часто используют в театре, и Константин Сергеевич Станиславский…
– Боже мой, – прошептала Люба. – Боже мой! И майор все это знает?
– Про Станиславского? Конечно. А свидетелей нашел и опросил следователь Рюхин, которого тоже вы здесь видели.
– Тогда я ничего не понимаю!
Она все качала и качала головой, как старинный китайский болванчик. Сейчас таких болванчиков не встретишь, а раньше ставили их между оконных стекол в ватный сугроб, когда приходила зима…
Самоваров не удержался и спросил:
– Зачем вы это сделали, Люба? Как сделали, я знаю, но зачем?
Она перестала качать головой, посмотрела ему в лицо, но, кажется, ничего там не увидела.