Зимний престол

– Морда разукрашена и ребра отбиты. Но это все заживет, ему не впервой. А сам он не хочет к тебе ехать… потому что Грознята только того и ждет.

– Что это значит?

Не зря Свенельд попросил ее принять его в избе, а не в гриднице, и глазами – точно как порой делал его сын – предложил ей выслать вон челядь.

– Предлагал ему Грознята Ингвара из Киева согнать и самому на тебе жениться, – прямо объявил Свенельд, сцепив руки между колен и глядя на нее своими ореховыми глазами. – Сказал, не Ингварова удача меня одолела, а твоя. Перед ним не склонюсь, а с тобой будем равными, как братья. Оба мы – мужи знатные, хоть рода и не княжьего, мне, дескать, Чернигов, тебе Киев, и коли будем заедино, никто нас не возьмет.

Эльга молчала, вспоминая: то же самое говорила ей Володея. Значит, не бабья болтовня то была: черниговцы свое дело обдумали. Заметила, что Свенельд пристально наблюдает за ее лицом, и взяла себя в руки.

– Что мыслишь? – Свенельд поднял косматую полуседую бровь, будто здесь могло быть несколько ответов.

– Я уже им сказала, что мыслю! – резковато ответила Эльга. – Мой сын имеет права на Киев и на Хольмгард. И он получит их. Пока мое слово хоть что-то весит, я не позволю разорвать его державу и погубить Русь в бесконечных раздорах. Они что же, думают, Ингвар так вот возьмет и уйдет? Сядет в Хольмгарде и будет… над озером на гусельках играть? У них огромная волость, земли по Мсте, по Луге, по Волхову! Ладога! Родичи в заморье! У Сванхейд хватит золота нанять у свеев такое же войско, как на греков ходило! И в этот раз оно пойдет на Киев!

Свенельд молча слушал ее, похлопывая плетью по ладони. Плеть издавала приятный звон, отвлекая внимание, и Эльга вдруг запнулась. Она привыкла, что Свенельд всегда отстаивает права своего воспитанника, и невольно ждала, что он одобрит ее рассуждения. Но вдруг сообразила: ведь речь идет о княжьем столе для его родного сына! Единственного. Порождения его любимой, давно покойной жены, что осталась в памяти юной, хрупкой и прекрасной, как весенний цветок. И Эльга знала: воевода любит своего сына куда сильнее, чем можно подумать, глядя на его суровое обветренное лицо.

– Ты хочешь, чтобы твой сын стал киевским князем? – прямо спросила она, не в силах терпеть гнета сомнений.

Свенельд встал и еще раз хлопнул плетью по ладони.

– Знаешь что? – помолчав, сказал он. – Мой сын однажды этой плети попробовал. Я тебе не расскажу, – ответил он на ее изумленный взгляд. – Захочет – сам расскажет. Но мнится мне, не зря он тогда три дня на брюхе провалялся. Ума я ему вколотил. Здорова будь, княгиня!

Воевода поклонился и пошел прочь. Согнутая спина его исчезла в проеме выхода, дверь закрылась. А Эльга долго еще стояла неподвижно, пытаясь понять, что же такое он сказал ей и что хотел сказать.

* * *

Пока потрясенная Эльга обдумывала этот разговор, на Свенельдов двор явился жидин, Синай бар Шмуэль, с поклоном и вопросом: здоров ли Мстислав Свенельдич и не пожелает ли повидаться со своим шурином, Хельги конунгом?

В последний раз Хельги Красный был в этом доме в тот памятный день, когда объяснил Мистине, что знает о вине Ульва из Хольмгарда в гибели Вальгарда – своего и Эльги общего отца. И назначил цену за то, что не поделится этим с Эльгой и Утой. Сегодня, когда отроки провели его в избу, он сразу вспомнил тот день и, выразительно оглядываясь, улыбнулся хозяину. С тех пор эта изба, украшенная посудой, покрывалами и занавесями из греческой добычи, стала выглядеть вдвое богаче, а взамен зеленого кувшина, разбитого Мистиной с досады, появился десяток новых – белых, зеленых, желтых, синих.

Мистина вышел навстречу гостю, распахнув объятия. Они с Хельги обнимались при встрече, даже если за ними не наблюдало пол-Киева. Не менее, чем показать свою дружбу людям, для каждого было важно показать другому: я готов терпеть тебя столько, сколько понадобится… пока ты совсем берега не потеряешь. Поэтому сейчас, на глазах у встревоженной Уты и Дивуши с младшими девушками, они улыбались во весь рот.

– Будь жив! Вижу, зубы целы! – Хельги с показной осторожностью похлопал Мистину по левому локтю – ниже шрама. – А этот бес вислоусый ведь по старой ране норовил вдарить, я видел! Вот подлец, а?

– Я к нему спиной-то не поворачивался, – заметил Мистина. – А ты проведать меня пришел?

– Проведать. А то по всей земле полянской только и разговору, что о тебе, а тебя и не видно. Ладно, Грознята – у него теперь один глаз, а вторым смотреть стыдится!

– И первый подживет. – Мистина сел к столу и знаком указал гостю место напротив себя. – Знаешь, до смерти хотелось ему глаз вышибить к клюям…

– Так чего ж не вышиб? – оживленно подхватил Хельги. – Какой бы тогда из него был князь, с одним-то глазом?

– У него сын есть. Законный. Звание в роду останется, а Грознята на меня обиду смертную затаит на всю жизнь.