Зимний престол

– Намазан он чем-то, нож, – прошептал Альв. – Оттого и старший помер, как только кровь себе пустил, и Ждан… Тут уж мы поняли – ветошкой обернули поверх ножен.

– Давай. – Мистина незаметно просунул ладонь под руку Альва, и короткий нож в ножнах переместился за пазуху его дорогого красно-синего кафтана. – Все?

– Пожитки их будешь сам смотреть?

– Посмотрите вы с парнями. Завтра. Большой спешки пока нет – может, те четверо еще приедут.

– Тебе виднее. Но я бы сказал – не приедут они. Иначе зачем было вилять?

– А если не приедут… значит, все не даром. Отдыхай.

Мистина слегка толкнул его локтем в знак поощрения и, с неохотой поднявшись, пошел из поварни. Благодаря щедрости княгини на угощения и питье проводы невесты грозили затянуться до утра…

* * *

Наутро, едва рассвело, помятые с похмелья древлянские сваты тронулись восвояси. Эльга обняла на прощание рыдающую Предславу, и та прильнула к ней, будто к матери: двадцатидвухлетняя княгиня приходилась ей двоюродной бабкой и была почти самой близкой ее родней. Невесту провожали к жениху Честонег и Острогляд с женами: в Коростене они передадут ее мужу и попируют на свадьбе, а потом вернутся. Хотела поехать и Ута, растившая Предславу в последние четыре года, но без мужа это было неуместно, а Мистина отказался покинуть Киев даже ради такой важной свадьбы.

Сам он вышел провожать древлян и тоже обнял Предславу, но потом снова ушел отсыпаться. Лишь в сумерках Свенельдич с десятком своих людей вновь появился на княжьем дворе. Лицо его после вчерашнего слегка осунулось, скулы заострились, веки припухли, но взгляд уже был ясен, лишь выражал утомление и недовольство.

Его люди пошли в гридницу, а он с двумя телохранителями направился в Мальфридину избу, где останавливался, будучи в Киеве, Боян. Попросил его принять, чем весьма удивил царевича – виделись они по большей части в гриднице, но в гости друг к другу ходили редко, только по большим праздникам, когда один из них давал пир для нарочитых мужей.

– Рад тебя видеть, хоть и не ожидал. – Боян вышел навстречу гостю и обнял его. За пару лет среди русов он овладел их речью и даже вставлял немало северных слов. – Как здоровье? Вчерашнее веселье, видать, нелегко тебе далось?

– Да будь моя воля, неделю бы с лежанки не вставал. – Мистина прошел к скамье и сел.

Огляделся, приглаживая зачесанные назад и собранные в хвост длинные волосы. Сейчас уже ничто в этой просторной избе не напоминало о Мальфрид – родной старшей сестре Ингвара. Уезжая четыре года назад, она забрала всю свою утварь, так что остались голые бревенчатые стены и лавки. Теперь они были покрыты шкурами медведей, волков и рысей – из охотничьей добычи Бояна за последние годы. Видно было, что в доме есть челядь, но нет хозяйки: вроде печь вытоплена, пол выметен, но везде валяются чьи-то ремни, смятые обмотки, то сбруя в серебре, то липкие от меда ковши. Мистине самому не верилось, что именно здесь княгиня Мальфрид когда-то допрашивала его о злостных слухах, бродивших по Киеву: что-де он по пути нечестно обошелся с невестой своего побратима Ингвара… Вон в том углу, где теперь зачем-то громоздятся на полу два седла с костяными накладками, тогда стояла укладка, а на ней сидела мрачная Эльга с длинной светлой косой. С тех пор прошло всего шесть лет, а кажется, все было вовсе не с ним и Эльгой, а с какими-то совсем другими людьми… И Мистина еще раз в задумчивости провел рукой по волосам, осознавая, как изменился с тех пор.

Боян с вопросительным взглядом указал на ковш: поднести? Мистина покачал головой и поморщился: не сегодня. Однако продолжал пристально, как бы выжидающе смотреть на Бояна, заставляя того беспокоиться: в чем же дело?

– Дурная у меня весть для тебя, – произнес вдруг Мистина, будто не смог подобрать слов и решил говорить прямо. – Уж прости. Не судьба была твоим гонцам до места добраться. За Роднем напали на них лихие люди. Видать, на коней и оружие польстились.

«И?» – Боян ничего не сказал вслух, но выпрямился, меняясь в лице.

– Всех положили. Когда наши из Родня подоспели – никого в живых не было. Вот грамоты твои, – Мистина вынул из-за пазухи две небольшие пергаментные трубки и положил на скамью. – Не пригодились.

Боян сглотнул, стараясь держать себя в руках и все же невольно впиваясь взглядом в невозмутимое лицо Мистины. Губы его дрогнули, он перекрестился. Потом еще раз, бледнея от осознания этого кроткого «всех положили». Ведь те люди, кому он доверил свое поручение, были дороги ему не менее, чем Мистине – Альв, Ратияр и прочие. И при этом Боян ощущал пристальный, жесткий, цепкий взгляд Свенельдича – взгляд волка, что вот-вот бросится на добычу. Это было все равно как наткнуться на зверя в кустах, на змею в траве или услышать, как трещит лед под ногой. Ни жалости, ни вообще какого-либо человеческого чувства не было в глазах воеводы – только настороженность и готовность. И предвкушение близкой поживы.

Мистина знал больше, чем говорил. И не скрывал этого.