Зимний престол

– Ну, рассказывай, – почти дружелюбно предложил он, будто у Бояна было на уме нечто очень забавное. – Зачем ты их послал на самом деле?

– Что? – Стараясь взять себя в руки, Боян подался к нему.

Мистина молча вынул из-за пазухи короткий нож в ножнах и показал ему у себя на ладони. Нож был греческим: костяную рукоять украшал резной узор из точек в кружочках. В первый миг Боян вздрогнул – не удержался, хоть и знал, что выдает себя.

– Это моего… это Васила. – Он с трудом оторвал взгляд от ножа и заставил себя взглянуть в лицо Мистине.

– Я знаю. Твой Васил этим ножом себе горло перерезал. Когда увидел, что его люди перебиты, а к нему идут. Сильный мужик, уважаю. – Мистина кивнул, потому что такое поведение он и правда уважал. – А зачем? Зачем, соловей ты наш сладкогласый?

Он подался вперед, сжав в ладони ножны опасного ножа.

– Он не хотел попасть в плен, – твердо, лишь с горькой дрожью в голосе ответил Боян. – Тебе ли не знать?

– А почему он не хотел попасть в плен? Это же были просто лиходеи дорожные. Взяли бы, подержали и за выкуп отпустили. Неужели ты за своего верного человека выкупа не дал бы?

– Я…

– Я же помню, как ты просил, чтобы твоих юнаков с Чернигостем старым на костер не клали там, на Дунае. Ну и зачем он сам себя жизни лишил? Не старый ведь был мужик, еще мог бы лет десять прожить и на поле с честью пасть. Чего он испугался?

– Но если бы…

– Если бы в плену его заставили говорить, да? А сказать ему было что.

– Это ты. – Боян окончательно овладел собой и взглянул на него с ненавистью: – Лиходеи дорожные? Да видит Бог – это были твои люди. Это ты все затеял. И потому их оружие, – он кивнул на нож в руке Мистины, – у тебя! Когда в Киев вернется мой шурин, князь Ингвар, как ты объяснишь ему – зачем ты убил моих людей, что ехали к царю Петру с письмом и грамотой, если забыл, с княжьей печатью! Эту грамоту им дала сама княгиня! Что ты скажешь ей? Или она об этом знала заранее и дала грамоту, чтобы заманить моих людей в ловушку?

– Я найду, что сказать князю. Но сперва ты объяснишь, что за поручение дал твоим людям, если они больше смерти боялись попасть в плен. Не к лиходеям, а ко мне. Чем я тебе опасен? – Мистина подался вперед, опираясь о колени. – И зачем ты велел части твоих людей ехать другой дорогой после второго ночлега? Ты знал, что их могут ждать.

– Уж больно много… лиходеев на ваших дорогах! Ты, воевода, обязан следить, чтобы мирные люди могли ездить без опаски.

– Добрые и ездят без опаски. А следы путают и глотку себе режут те, у кого злой умысел есть. И ты, – Мистина качнул нож в руке, – сам мне свой умысел выдал. Я и раньше знал: неспроста ты здесь два года сидишь, будто муха в меду. Не хочешь отвечать – я сам тебе все расскажу. Людей своих ты посылал не к брату, а к грекам. Тем летом они слишком поздно о нас узнали, потому я до Ираклии дошел и только там меня царевы стратиги прижать сумели. Ты два года сидел здесь среди нас и видел, как мы собираем войско для нового похода. Ты летом ездил в Царьград, вернулся пустой.

– Не моя вина, что Роман не желает слышать о мире с вами! Вы могли бы помочь делу, если бы приняли крещение. Ты мог бы это сделать – тебя послушалась бы и дружина, и даже князь с княгиней. И уж само собой, Роман не оставил бы без благодарности такого влиятельного человека.

– Нам не нужен мир с греками на их условиях. Нужен – на наших. И когда темирбаи подойдут к Царьграду на конях, а мы – в лодьях, Роману придется нести нам дары безо всякого крещения. И он понимает это не хуже нас – говорят, он мужик не дурак. И насчет даров… Мне плевать, чего и сколько он тебе обещал за сведения о нашем походе. О сроках, о численности, о наших союзниках. Но ничего этого он знать не будет. А ты свою кость не получишь. Я всегда той мысли был, – Мистина встал, и Боян поднялся тоже, – что мой побратим сильно глупил, когда согласился взять твою деву. Будь я при нем тогда – не женился бы он на ней. Толку от этого родства – с поросячий хрен, а вреда с три воза. Предал ты нас, родню свою, соловей. Сиди тихо, – предостерег Мистина, поворачиваясь к двери, – пока я думаю, что с тобой делать.

– Ты ответишь за убийство моих людей и перехват моего письма! – крикнул Боян ему в спину. – Ты ничего этого не сможешь доказать, а кто убил – князь найдет правду!

Мистина обернулся:

– Князь не станет искать. Ему плевать будет на это. К весне у него уже не будет болгарской жены, и все ее родичи пойдут темной чащей.

Он показал Бояну хорошо знакомый нож:

– Тут ведь отравой какой греческой намазано, так ведь? Будет она в Витичеве дитю рубашонку шить, палец иглой уколет…

Не раздумывая, Боян бросился на него. Оба телохранителя, ждавшие воеводу у дверей, мигом рванулись ему навстречу, схватили за руки и швырнули на пол.

– Пустите! – резко крикнул Мистина.

Боян поднялся и повернулся: Мистина смотрел на него с вызовом и ожиданием. И эта звериная готовность к драке остановила Бояна. Чего он этим добьется? Только будет разукрашен во все лицо, как, по рассказам, был разукрашен нынешний черниговский князь Грозничар.