До собственного дома Мистина добрался уже за полночь. Остаток дня прошел быстро и был заполнен делами до отказа. Даже в Киеве не вдруг найдешь место для десяти тысяч человек: заняли и дружинные дома, и пустые клети на Подоле. Чуть ли не на каждый двор, в каждую избу отправили несколько постояльцев, глядя по достаткам хозяев. Пока хозяевам же и приходилось их кормить; на серебро князь сегодня разбогател, но еще требовалось спешно разыскать припасов для прокорма войска. В ближайшие же дни большую часть ратников предстояло отправить к родным чурам – тех, кто успеет добраться до ледостава. Выходцев из Приильменья и Плесковской земли придется кормить до зимы, когда они смогут, выехав из Киева вместе с дружиной полюдья, отправиться к себе по санному пути.
Перед отъездом надлежало поделить добычу: люди должны прийти по домам не с пустыми руками, особенно при том, что почти каждый нес родичам весть о гибели кого-то из спутников. А оценка и дележ были занятием не на один день. Богам – своя доля: полагалось устроить принесение благодарственных жертв и пир. А еще – готовиться к выходу в полюдье и по дань. Все это никак не могло обойтись без Мистины, но он, пытаясь хотя бы задать направление самым неотложным делам, какой-то частью ума продолжал думать о том, что было всего важнее для него самого.
С пристани Ингвар привел побратима на Олегов двор, в ту избу, где еще весной жил с Эльгой и где сам Мистина за день до отъезда простился с ней. Войдя, Свенельдич невольно присвистнул: так здесь все изменилось. Сколько раз в последние долгие недели он мечтал, как вернется и войдет в этот дом – где каждое бревно в стене казалось теплым, будто согретое присутствием Эльги. Теперь же ее дом умер и остыл, как кострище без огня, как небо без солнца. Отсюда исчезла не только сама Эльга, но все, что она когда-то принесла с собой и что составляло ее привычное окружение: посуда, занавеси, покрышки на лари и лавки. Лари тоже исчезли, кроме «костяного ларя» с жертвенными чашами и прочей обрядовой утварью. И сама изба стала так похожа на мертвое тело, покинутое душой, что Мистина помедлил, прежде чем сесть.
Ингвар здесь не жил – так и оставался с Огняной-Марией в бывшей Малфридиной избе. Мистина понимал его: Ингвару, должно быть, невыносимо было сидеть у остывшего очага былой семьи, пусть и с другой женой. Ввести сюда Огняну-Марию с посудой и покрышками из ее собственного приданого означало бы признать, что Эльга никогда не вернется и созданная их браком держава разрушена. А потерять державу Ингвар не хотел еще сильнее, чем первую жену. В этом Мистина тоже его понимал.
Усевшись к столу, Мистина все смотрел по сторонам и не мог поверить, что его полугодовой путь окончен. Не видя Эльги, он не ощущал возвращения, не мог обрести чувства дома. Истинный дом – там, где она. То есть еще в переходе выше по Днепру.
Сейчас здесь жил Боян со своими юнаками, и Мистина смотрел на болгарина далеко не с прежним расположением. В этом доме тот был захватчиком, а к тому же Мистина уже знал, что именно царевичу Ингвар обязан своим вторым браком. И к добру это или к худу, он еще не разобрался.
О своих делах Мистина рассказывал недолго: сейчас имело значение только основное. Сколько людей и судов привел назад, докуда дошел в Греческом царстве, какую добычу взял. Особенно сильно Ингвар хотел знать, виделся ли Мистина с кем-то из Романовых мужей – но в этом Хельги Красный пока оставался счастливее соперников. Ингвар желал хотя бы бегло осмотреть добычу – от нее почти напрямую зависела его дальнейшая судьба, – но Мистина усадил его назад.
– Рассказывай, – коротко предложил он.
Ему нужно было знать, как образовалось то положение дел, что он здесь застал.
В другой раз Ингвар, возможно, стал бы настаивать на своем. Но сейчас смирился: без побратима он не вылезет из той ямы, куда его загнала недобрая судьба. И его рассказ получился куда длиннее. Мистина слушал, почти не перебивая вопросами. По виду спокойный, внутри он холодел: дела тут шли еще хуже, чем он предполагал. Отбиваясь от злой судьбы, Ингвар пытался удержать меч и щит в одной руке и не мог толком овладеть ничем, в то время как нужны были они оба. Брак с Огняной-Марией обеспечивал поддержку болгар против непокорных своих, разочарованных неуспехом похода, и мог проложить дорожку к переговорам с Романом. Но самим своим свершением этот брак лишил его расположения Эльги, а вместе с ней едва не лишил и всего Олегова наследия.
– И вот теперь леший поймет, как и с кем мне в полюдье и по дань идти, – закончил Ингвар. – У меня людей мало, у Хельги – больше, и как я из Киева уйду, когда он – в Витичеве со своей тысячей? На первый случай… Эльга… – он запнулся, словно ему было трудно выговорить имя супруги, – державу делить не захотела, а то уж я сидел и думал: жма, убью его сейчас, и плевать на все…