Зимний престол

А тут еще это… Сегодня утром Предслава пришла к ней с большими глазами и, стыдясь, показала свою сорочку с размазанным бурым пятном. Эльга охнула и невольно зажала себе рот рукой. Ничего особенного – в двенадцать лет Предслава ростом уже догнала Уту, и было самое время появиться «цвету на рубашке», как говорят. О таких делах кричать незачем, но не только из боязни сглаза Эльга велела Предславе поддеть старую сорочку и никому не говорить. Заботами Уты у Предславы давно была готова сряда взрослой девушки – понева, сорочка с красными вставками. Теперь бы полагалось устроить по этому случаю девичьи игры «в молодые» и шуточную «свадьбу», но Эльга пока решила это важное событие утаить. Если до древлян дойдет, что нареченная невеста их юного князя Володислава «вошла в годы», то они немедленно потребуют ее в Коростень.

Союз Ингвара и Эльги был не первым такого рода: ее предшественник Олег Предславич взял в жены дочь Ульва из Хольмгарда. Его дочь приходилась правнучкой Олегу Вещему и внучкой Ульву и Сванхейд. Знатностью Предслава не уступала Святославу, сыну Эльги, и также состояла в родстве с владыками и южного, и северного конца Пути Серебра. Будучи старше по счету поколений, Эльга не боялась ее соперничества, но выдать ее сейчас за древлянского князя означало дать в руки Маломиру и вдове княгине Багряне сильное оружие. Имея за собой лишь тысячу человек в Витичеве, Эльга не решилась бы на это. Но если древляне потребуют исполнения уговора, то и противостоять им сможет лишь Хельги со своей тысячей. И Свенельду придется поддержать древлян – он поцеловал меч, давая клятву, что они получат правнучку Вещего.

Эльга не удержалась и все-таки вздохнула. Женитьба Ингвара на болгарыне поставила Олегову державу на грань разлома, но если разлом все же произойдет, им с Хельги придется отстаивать свое наследие вдвоем, почти без надежды на помощь Северной Руси. Наверное, ее плесковские родичи, князь Воислав и его сыновья, согласятся помочь. Но им далеко до богатства и могущества королевы Сванхейд и ее ладожского родича Хакона. И через них можно позвать на помощь варягов из-за моря, было бы чем платить…

Тоска давила на грудь. Хотелось как-то снять ее и отбросить, чтобы вздохнуть посвободнее, но не получалось. Тьма близкой зимы смыкалась вокруг, и сколько Эльга ни искала мысленно хоть что-то хорошее впереди, хоть что-то светлое, к чему можно стремить ожидания, – везде ее окружали темные глухие стены. Мужа у нее нет – с этой мыслью она уже почти свыклась, – держава содрогается, готовая рухнуть… А если с ней вместе рухнет и честь Олегова рода среди руси, лучше ей этого не пережить.

Открылась дверь, снаружи повеяло стылым воздухом с запахом палой листвы. Вошел Чернега, ее десятский. Эльга повернула голову. Вид у него был странный: возбужденный, встревоженный и недоверчивый.

– Госпожа… – хрипло позвал он.

– Что такое?

– Там, на реке…

– Что?

– Там лодьи… много…

– Чьи? – Эльга отложила веретено.

Почему-то ей подумалось о древлянах; мелькнула даже мысль, что княгиня Багряна в воде увидела пятна на сорочке Предславы и отправила за ней рать… Да нет, не поспели бы.

И кто еще? Не Хельги же – чего ему тут делать с его людьми?

– Это вроде как… наши… – продолжал Чернега, будто сам себе не верил. – А не упреждал нас никто…

– Какие наши? – Эльга встала и подошла к нему.

Сжалось сердце, перехватило дыхание. От безумного ожидания стало жарко голове и больно во всем теле. А что, если это не они… или они, но без него? Казалось бы, выдавила из сердца надежду и почти успокоилась – но тут ощутила, что еще один переход от надежды к разочарованию убьет ее.

– Войско… Из греков… там три лодьи я точно узнал – наши, что с воеводой ушли.

Эльга огляделась, невидящим взглядом посмотрела на Предславу, тоже вставшую со своего места. Взяла с ларя белый кафтан, набросила на плечи и вышла.

Снаружи было еще светло, хотя и пасмурно. Отроки и челядь толпились на боевом ходу со стороны реки; все в увлечении глядели на Днепр, и всё громче звучали радостные крики.

Эльга прошла к лестнице и тоже поднялась на забороло. Всю реку, как ей показалось, покрывали лодьи – несколько десятков. Вспомнился тот далекий, как в другой жизни оставшийся день, когда она стояла на Святой горе и смотрела с крутого обрыва, как лодьи-лебеди уходят на полудень, будто белые цветы одолень-травы на его темно-голубой шири. Теперь и Днепр посерел, и лодьи, идущие на веслах без парусов, казались мрачными и усталыми. Но они были те самые.

Накатила слабость, будто все кости из тела вдруг исчезли. Хотелось вскрикнуть, лишь бы вздохнуть. Эльга оперлась о бревна заборола, постояла, глядя, как все ближе подходит вереница скутаров. Она старалась глубоко дышать и боялась одного: что это окажется сном. Как они сумели? Ведь уже почти зима…

Даже мысленно оставляя возможность, что войско живо и вернется, она относила ее на будущее лето. И теперь казалось, будто весна вдруг пришла прямо сейчас, в листопад, вытолкнув зиму из круга.