Зимний путь

Монсеньор Гаус, прелат Ватиканской курии, терпеливо поведал господину Солнье, что убийство по найму – дело исключительно прибыльное, а под кодовыми именами Ноль, Номер Один и Номер Два выступали различные исполнители, задачей которых было выполнить заказ, не оставляя следов, что все это было весьма неприятно и что ему хотелось удалиться подальше оттуда, где могут выяснить про такие вещи. Жалости в Иве Солнье эта тирада не пробудила.

– Ты должен показать мне свою коллекцию.

Таков был уговор. Монсеньор Гаус провел его через потайную дверь и целый час показывал ему картины, созерцать которые было дано лишь тем, кто пользовался его полным доверием. У Ива Солнье перехватило дух:

– И этого никто никогда не узнает?

– Никогда. Покуда я здесь, всем, что тут происходит, ведаю я. А когда меня здесь уже не будет, никто меня не отыщет.

Солнье подошел к «Философу» и поглядел на его преосвященство.

– Ты никогда не задумывался, кто из нас двоих оригинал, а кто копия?

– Мама говорила, что ты был зачат первым, потому что я родился за пять минут до тебя… – При этом воспоминании монсеньор улыбнулся. – И все же у меня не остается сомнений, – продолжал он, глядя брату в глаза, – что оригинал все-таки я, а ты так навсегда и останешься дурной подделкой.

Участники переговоров обнялись посреди сиявшего на них со стен великолепия. Ив Солнье ушел, унося снимки, как охранную грамоту, и ни разу не оглянулся, зная, что не увидится с его преосвященством еще, наверное, лет двадцать. Монсеньор Гаус, однако, дал слабину и провожал его взглядом до тех пор, пока тот не вышел за порог. И молча допил кофе.

* * *

– Если я не ошибаюсь, монсеньор, все четырнадцать полотен, которые мы видим в этом великолепном зале, представляют собой четырнадцать оригиналов.

Его преосвященство стоял у входа в свою галерею и, бледнея, наблюдал за тем, как адвокат Ламбертини в элегантном черном костюме усаживается на удобный стул, на котором монсеньор еще недавно наслаждался созерцанием «Философа», а рядом с ним вьется тот самый агент с сигаретой в зубах, услугами которого он воспользовался два года назад и который, со всей очевидностью, ни от какого взрыва в гостинице не пострадал. Как же они, суки поганые, умудрились забраться к нему в галерею? И как же они, суки поганые, проведали о ее существовании?

Ламбертини сидел, опустив глаза, как всегда погрузившись в дремоту. Воспрянув из глубин сонного царства, он произнес, если бы не бесценная помощь, – тут последовал вежливый кивок в сторону агента, – я бы не обратил внимания на то, что вы сами, без свидетелей, устанавливаете все условия до мельчайших деталей и в результате вам достается оригинал, а туда, куда полотно должно было вернуться, отправляется отличнейшая подделка.

– Все это, – дрожащей рукой указал на свою коллекцию его преосвященство, – все это копии.

– Чушь собачья, монсеньор, – не повышая голоса, всегдашним любезным тоном ответил Ламбертини. Он махнул в сторону картин. – Думаете, они существуют только для того, чтобы радовать вас? – И продолжал, как будто не в силах сдержать раздражение: – Мне стоило долгих месяцев работы прийти к заключению, что на стенах галереи висят подделки.

– Вы не могли бы нас оставить наедине? – осведомился его преосвященство у иуды-агента. И с усмешкой продолжал: – Я полагаю, что вы теперь уже прекрасно знаете, где у меня хранится кофе.

Ламбертини почти незаметно мотнул головой в сторону агента, и тот вышел из зала.

Оставшись наедине с адвокатом, монсеньор сел в другое кресло.

– Мне бы хотелось возместить вам причиненный ущерб, – сказал он, прощупывая почву.

– Не выйдет. Я подам на вас в суд, если вы меня, конечно, не убьете.

– Никакой я не убийца. Чего вам нужно? Хотите Караваджо? – с болью в сердце, от которой у него чуть не перехватывало дыхание. – Хотите Леонардо?

– Подделки выполнены мастерски. Как же случилось так, что ни один из экспертов Ватикана… – Ламбертини замолчал. И широко раскрыл глаза от восхищения. – Все ясно. Это они сами, они и есть авторы подделок…

– Вы просто мелете языком. У вас нет никаких доказательств.

– Отдайте мне Рембрандта.

– Что вы сказали?

Молчание. Ход сделан. Теперь его очередь. Он пошел королем:

– Не отдам.

Черная королева Ламбертини приготовилась и пошла в атаку:

– Отлично. Мы подадим на вас иск в итальянский и ватиканский суд, и они займутся расследованием всех краж и подделок. – Он проверил позиции коня и ладьи: – Журналисты будут просто счастливы, монсеньор.

Монсеньор Гаус дрожащей рукой поднял слона с черной клетки и поставил его перед королем, защищая его от коварного нападения черной королевы.

– Вы не можете так со мной поступить, Ламбертини.

Он не заметил, где стоят черный конь и ладья.

– Как хотите. – Адвокат поднялся и жадно окинул взглядом все картины. – Подам на вас в суд. – Он мотнул головой в сторону прихожей. – Мой коллега пока составит вам компанию, чтобы вы не делали глупостей.

– За что вы со мной так?

– Animam pro anima, oculum pro oculo, dentem pro dente, – мрачно продекламировал Ламбертини.

– Не понимаю.