Зимний путь

Чужим пришел сюда я,
чужим покину край.

Даже эти слова его не насторожили. Наверное, потому, что он всегда слышал их в исполнении баритона, а у Маргериты было чистейшее сопрано. А может быть, из-за того, что он был счастлив, они были счастливы и грелись на солнышке, он сидел на каменной скамейке, а она – на земле, положив голову Золтану на колени, и пела, пытаясь все объяснить:

К чему мешать покою,
Будить тебя к чему?
Я тихо дверь закрою,
Уйду в ночную тьму.
Пишу тебе над дверью:
«Мой друг, спокойно спи»[133].

Они долго молчали. Спокойно, тихо лились из его глаз последние слезы. Кладбищенский сторож прошел за их спиной благоговейно и осторожно, поглядел на них, наверное завидуя, и пошел дальше. В то время там еще не было туристов в спортивных костюмах, которые кричат, жуют жвачку и топчут хризантемы.

– На свете, в жизни нет ничего прекраснее твоего голоса.

Она умолкла, и ее серые глаза глядели вдаль, как будто пытаясь проникнуть в самую суть несбыточной мечты. Он продолжал:

– Ты меня слышишь?

– Да.

– Все будут мечтать тебя послушать, и мне придется выпроваживать их на улицу, чтобы сначала постояли в очереди.

Она обернулась и, казалось, с жалостью поглядела на него. Тогда Золтан понял: что-то здесь не так.

– В чем дело, Маргит? – спросил он.