Еще не сделав и шага, я начинаю плакать. Отекшие, гноящиеся ноги не слушаются, но какое сейчас до этого дело. В голове проносится только: «Родные», и я бегу им навстречу. Я так хочу уткнуться в объятия Саши, что не думаю ни о чем.
Глупая.
Когда раздается свист, я слишком поздно осознаю, что это бомба.
Взрыв поглощает все: поезд, дерево у меня за спиной, грузовик у дороги.
Я снова вижу Сашу и Аню – и в следующий миг их подбрасывает в воздух и оба отлетают в сторону, туда, где уже бушует пламя…
Я прихожу в себя в санитарной палатке. Лежу, пока в голове хоть немного не проясняется, а потом с огромным трудом поднимаюсь.
Вокруг, куда ни глянь, море обожженных, искалеченных тел. Крики и стоны.
Я не сразу осознаю, что не различаю цвета. Уши будто забиты ватой. Из пореза на щеке сочится кровь, но боли я не чувствую.
Последний цвет, который мне суждено было увидеть, – красно-рыжий цвет пламени.
– Вам надо еще полежать, – говорит мне какой-то мужчина. Вид у него измотанный – как у человека, который много повидал на войне. На гимнастерке зияют дыры.
– Мой муж! – ору я, пытаясь перекричать стоящий в палатке гвалт. И звон у меня в голове. – Моя дочь! Девочка в красном пальто вместе с папой. Они стояли… бомба… надо найти их.
– Мне жаль, – говорит он, и мое сердце начинает колотиться так сильно, что я не слышу ничего, кроме слов «выживших нет… только вы…»
Я протискиваюсь мимо него и бреду, спотыкаясь, от койки к койке, но вижу только совсем чужих людей.
На улице метель. Я не узнаю ничего вокруг. Со всех сторон лишь бесконечное снежное поле. Последствия взрыва укрыты под снегом, но вот эти холмики… Похоже на груду тел.
И тут я различаю маленькую темную кляксу на снегу возле ближайшей палатки.
Я могла бы сказать, что побежала туда, но на деле я просто шагаю вперед и даже не замечаю, что иду босиком, пока холод не начинает жечь ступни.
Это ее пальто. Пальто моей Ани. Точнее, то, что от него осталось. Я больше не могу сказать, что оно красного цвета, но на лацкане уцелел обрывок бумаги, где моей рукой написано имя дочери. Бумага намокла, а надпись размылась, но это моя записка. Половина пальто оторвана; я не хочу даже думать, как это произошло.
На светлой подкладке черные пятнышки крови.
Я подношу пальто к носу и глубоко вдыхаю. Ткань пропитана ее запахом.