Зимний сад

– Так и до инфаркта недалеко. Мне надо постричься. Срочно. Буду похожа на Эдварда Руки-ножницы.

– Мама хочет прямо сейчас отнести кассеты.

– Ого. Тогда пошли.

Мередит не сдержала улыбку. В этом и была разница между ними. Нине даже в голову не пришло, что уже почти ночь, что нехорошо заявляться без предупреждения и что маме стоит отдохнуть после тяжелого дня.

Она услышала зов к приключениям – и не могла на него не откликнуться.

Мередит решила, что и ей не помешает развить в себе это свойство.

Уже через десять минут они вышли из гостиницы и двинулись в направлении, указанном хозяином отеля. Ночь еще не опустилась, но усыпанное звездами небо окрасилось в глубокий сливовый цвет. Казалось, звезды так близко, что можно дотянуться рукой. В зеленой хвое шелестел ветерок – единственный звук, который нарушал тишину, не считая их шагов. Где-то вдалеке раздался корабельный гудок.

Дома, с их верандами и островерхими крышами, выглядели старомодно. Все дворики были ухоженные, а густой аромат роз придавал морскому воздуху сладкую нотку.

– Мы пришли, – объявила Мередит, которая всю дорогу сверялась с картой.

– Свет горит, – сказала Нина. – Отлично.

Мать оглядела красивый белый дом. Веранду окружала деревянная балюстрада, прямо как у них дома, на окнах затейливые резные карнизы. Резьба на фасаде придавала дому сказочный вид.

– Похоже на дачу в пригороде Ленинграда, – сказала мама. – Очень по-русски и вместе с тем очень по-американски.

Нина взяла мать под руку.

– Ты точно хочешь пойти туда прямо сейчас?

Вместо ответа мать решительно направилась к калитке.

Перед дверью она глубоко вздохнула, расправила плечи и громко постучала. Два раза.

Дверь отворил невысокий коренастый мужчина с густыми черными бровями и седыми усами. Если его и удивило, что в половине десятого на его пороге стоят три незнакомые женщины, то он ничем этого не выдал.

– Привет, – сказал он.

– Филипп Киселев? – Мать потянулась к Нине за сумкой с кассетами.

– Давненько я не слышал этого имени.

Мама отдернула руку.

– Вы не Филипп Киселев?

– Нет, Джеральд Кунц. Филипп был моим кузеном. Он умер.

– Вот как. – Мать нахмурилась. – Простите за беспокойство. Нам сообщили неверную информацию.

Мередит посмотрела на листок в руках у Нины. Ошибки быть не могло. Им дали именно этот адрес.

– Профессор Адамович, наверное…

– Вася? – Джеральд широко улыбнулся, топорща усы и обнажив зубы. Он обернулся и крикнул куда-то за спину: – Милая, тут друзья Васи.

– Не совсем друзья, – сказала мать. – Простите за беспокойство, – повторила она. – Мы уточним адрес.

Тут к двери торопливо подошла женщина, одетая в черные атласные брюки и свободную блузу. Ее кудрявые седые волосы были собраны в небрежный конский хвост.

– Энни? – удивилась Нина. Мередит тоже узнала официантку из ресторана русской кухни.

– Ну надо же, – Энни ослепительно улыбнулась, – мои новые русские подруги. Входите, пожалуйста. – Она посмотрела на Джеральда: – Они заходили к нам поужинать пару дней назад. Я даже подала икру.

Джеральд ухмыльнулся:

– Похоже, вы ей понравились.

Нина первая решилась войти и потянула за собой мать.

– Входите же, – повторила Энни. Я заварю нам чаю, и вы расскажете, как меня отыскали.

Она провела их в уютную гостиную с красным углом, где горели три лампадки, предложила располагаться и сказала:

– Джер говорит, вы друзья Васи.

– Не друзья, – скованно ответила мать.

Где-то раздался грохот.

– Упс. Внуки шалят. – Джеральд извинился и выбежал из комнаты.

– У нас гостят дети сына. Я уже успела забыть, какие они все шустрые в этом возрасте. – Энни улыбнулась. – Сейчас принесу чай.

Она исчезла.

– Как думаете, это профессор Адамович что-то напутал? Или Максим дал неправильный адрес? – спросила Мередит, когда они остались одни.

– Странное совпадение, что тут живут русские и к тому же его знакомые, – заметила Нина.

Мать вскочила так резко, что ударилась ногой о журнальный столик, но, казалось, даже этого не заметила. Обогнув столик, она направилась к красному углу в другом конце комнаты. Издалека Мередит видела привычные атрибуты: столик наподобие алтаря, иконы, пару-тройку семейных фотографий и зажженные церковные лампадки.

Энни вернулась в гостиную и опустила поднос на журнальный столик. Она налила всем чаю и передала чашку Мередит.

– Вы знакомы с профессором Адамовичем? – спросила Нина.

– Да, – сказала Энни. – Они были очень дружны с моим отцом. Я много лет помогала ему с одним из проектов. Не в научном плане, конечно. Печатала на машинке, копировала документы. Все в таком роде.

– С проектом, посвященным блокаде Ленинграда? – спросила Мередит.

– Да.

– Тут кассеты, – Нина указала на мятый пакет. – Мама рассказала профессору под запись свою историю, и он направил нас сюда.

Энни опешила.

– В каком смысле – «свою историю»?

– Она жила в Ленинграде во время войны, – объяснила Мередит.

– И он направил вас к нам? – Энни посмотрела на мать, которая стояла так прямо и неподвижно, что напоминала мраморную скульптуру. – Но зачем?

Она подошла к матери и остановилась рядом. Чашка у нее в руках звякнула о блюдце.

– Чаю?.. – предложила Энни, глядя на чеканный профиль гостьи.