Сама не зная почему, Мередит поднялась с места. Нина сделала то же самое.
Сестры подошли к матери.
Мередит поняла, что привлекло мамин взгляд. На столике в красном углу стояли две фотографии в рамках. На одной из них, черно-белой, была молодая пара. Высокая худая женщина с черными волосами и широкой улыбкой, а рядом с ней красивый светловолосый мужчина. Фотографию пересекали вытертые линии, словно она много лет была сложена вчетверо.
– Это мои родители, – проговорила Энни, – в день их свадьбы. Моя мама была красавицей. Мягкие-мягкие черные волосы, а глаза… Я все еще помню ее глаза. Странно, правда? Голубые, с золотой крапинкой…
Мама медленно обернулась.
Энни заглянула в ее глаза, и чашка выпала у нее из рук. Чай расплескался, осколки разлетелись по паркету.
Не сводя с матери взгляда, Энни протянула дрожащую руку к столику.
И достала маленькую эмалевую бабочку.
Мама осела на пол.
– Господи…
Мередит хотела помочь ей встать, но они с Ниной не смели пошевелиться.
Энни тоже опустилась на пол.
– Меня зовут Анна Александровна Марченко-Кунц, я родилась в Ленинграде. Мама… неужели…
Мать глубоко вздохнула и разрыдалась.
– Моя Аня…
Сердце Мередит будто разорвалось, набухло и переполнилось одновременно. По ее лицу текли слезы. Она подумала о том, сколько всего пережили эти две женщины, и не могла поверить, что они, потеряв друг друга на много лет, чудом воссоединились. Она прильнула к Нине. Обнявшись, они наблюдали за тем, как их мать возрождается. Эти слезы – должно быть, первые слезы радости за много десятков лет – будто напитывали ее иссушенную душу.
– Но как?.. – спросила мама.
– Мы с папой очнулись в санитарном поезде. Он был тяжело ранен… В общем, когда мы вернулись в Вологду… Мы ждали, – Энни вытерла слезы, – мы не прекращали искать. А после войны папу пригласили в американский университет с лекциями, и каким-то чудом нам разрешили поехать, и вот…
Мама тяжело сглотнула. Мередит видела, как она собирается с духом, прежде чем переспросить:
– Мы?
Энни протянула ей руку.
Мама взяла ее ладонь и сжала изо всех сил.
Они поднялись, и Энни повела ее из гостиной к застекленным дверям. Снаружи простирался безупречно ухоженный сад. В воздухе стоял сладкий цветочный запах – сирени, жимолости и жасмина. Энни щелкнула выключателем, и двор озарила цепочка огней.
Тогда-то Мередит и увидела квадратный уголок, эдакий сад внутри сада. Даже при таком освещении нельзя было не заметить, что он бережно огорожен.
Она услышала, как мама говорит что-то по-русски, и они все вместе направились по выложенной брусчаткой дорожке к саду – почти такому же, как у мамы. Маленький участок словно защищала кованая белая изгородь с изящными завитками и острыми наконечниками. За ней стояла начищенная медная скамейка, а напротив – три надгробных камня из гранита. Их окружали цветы. Небо вспыхнуло потрясающими, волшебными красками; засверкали сиреневые, розовые, оранжевые полосы. Северное сияние.
Мама села – или, скорее, упала – на скамейку, а Энни устроилась рядом, не выпуская ее ладони.
Мередит и Нина встали сзади, положили руки на плечи матери.
Вера Петровна Марченко
1919 –
Помни о нашей липе в Летнем саду.
Я буду ждать тебя там, любимая.
Лев Александрович Марченко
1938–1942
Наш Львенок
Мы потеряли тебя слишком рано.
Прочитав последнюю надпись, Мередит стиснула мамино плечо.
Александр Андреевич Марченко
1917–2000
Любимый муж и отец
– В прошлом году? – спросила мать глухо.
– Он до конца жизни тебя ждал. – Энни всхлипнула. – Но прошлой зимой… его сердце не выдержало.
Мама закрыла глаза и склонила голову.
Мередит не могла даже вообразить, каково это – узнать, что твой любимый все эти годы был жив и искал тебя, а ты разминулась с ним всего лишь на несколько месяцев. И все же сейчас он словно был рядом с ними, в этом саду, так похожем на мамин.
– Он всегда говорил, что будет ждать тебя в Летнем саду.
Мама медленно открыла глаза.
– Наше с ним дерево… – сказала она, глядя на надпись. Затем сделала то, что делала всегда, – то, что ей удавалось лучше, чем кому-либо еще: выпрямила спину, вскинула подбородок и смогла улыбнуться, пусть слабо и неуверенно. – Пойдемте, – сказала она тем волшебным голосом, который за пару недель перевернул всю их жизнь. – Выпьем-ка чаю. Нам с вами есть о чем поговорить. Аня, познакомься с сестрами. Мередит всегда была собранной, а Нина слегка безумной, но недавно мы стали меняться, и ты изменишь нас еще больше.
Мама снова улыбнулась. Хотя в ее глазах и стояла печаль, но это было понятное чувство, и радость в ее голосе его смягчила. Наверное, так и должно быть; и всякий, кто достаточно пожил на свете, однажды понимает эту истину. Радость и печаль неизбежно идут рука об руку, и хотя важно сполна отдаваться и тому и другому, но за радость все же стоит держаться чуть крепче, ведь неизвестно, когда сильное сердце в конце концов не выдержит.