Бюстгальтер на мне был кружевной (для особых случаев, девочки поймут. Например, в баню пойти, а вы что подумали?) и гарантию, что через белое кружево ничего не видно, я дать не могла. Но стыда не чувствовала, только обиду. На, получай! Еще посмотрим, как Малинкина никому не нужна.
Гордеев обкусал губы, медленно моргнул и сглотнул.
— Послушай, Маша, я не хотел…
— Ах, значит, уже Маша? Да, у меня никого не было, и нечего тут отсвечивать ухмылочками! Но не потому, что я гожусь только на то, чтобы прислуживать тебе и твоей Петуховой, а потому что сама не хотела, понял? Много вас — дятлов, а я, может быть, принца жду. Единственного и неповторимого, и дождусь! А теперь спокойной ночи, Казанова! Радуйся, что у тебя были!
Развернувшись, расправила простынь, сбросила тапки и гордо возлегла на свое спальное место — как Клеопатра в саркофаг. Закутавшись по шею, отвернулась к стене и затихла. Хватит, насмотрелся! Полежав с минуту, вспылила про себя: Нет, вы только посмотрите на него — смешно ему! Да я первые три года засыпала на ходу с малинками на руках, так уставала! Какая уж тут личная жизнь!
Гордеев сидел долго. А потом вздохнул, встал, звякнула пряжка ремня — раздевается он там, что ли? — скрипнуло сидение, и свет погас. Застучали мерно колеса под сенью зимней ночи. Замелькали вдоль дороги фонари незнакомой станции.
Я лежала, глядя на бегущие тени, и вспоминала школу. Димку, Феечку, Кирилла… Как давно, и вместе с тем недавно это было. И ведь ничего не вернуть назад. А может, Гордеев прав, и я действительно дура? Неудачница, которая наивно верила в любовь?
— Спишь, Малина?
Фиг ему. Не стану отвечать.
— Не отвечай, я знаю, что нет. Да, у меня были, но не потому, что я Казанова.
— То есть как это?
— А вот так. Иногда легче себе соврать.
Странное признание, непонятное, с тем и заснули. Не разгадала я мысленный ребус Гордеева. А утром…
Засыпала я, повернувшись к стене лицом, а проснулась — отвернувшись затылком. Щеку расплющило об подушку, рука свисала вниз, а простынь спустилась до подмышек. Как всегда, распущенные волосы лезли в нос и в рот. Еще не открыв глаза, я почувствовала, что Гордеев не спит.
В памяти пронеслись события прошлого вечера и наша ссора. Все, что я наговорила Димке и как себя вела.
Я что? И правда стояла перед своим начальником в полупрозрачном бюстгальтере?! Рассказывая о том, что жду мнимого принца? С ума я, что ли, сошла? И ведь не пила ничего.
Вдруг стало очень стыдно. Так бывает, когда хочется повернуть время вспять и кое-что подправить из собственных промахов. Просто чтобы выглядеть не так нелепо.
Я осторожно приоткрыла глаз. Гордеев сидел, одевшись в знакомый джемпер, и смотрел в телефон. Точнее, уже на меня.
— Пора вставать, Малинкина. Через два часа приезжаем.
Я попыталась напрячь память.
— А сейчас который час? — спрятав руку под простынь, саму простынь натянула до подбородка.
— Почти одиннадцать.
— Сколько?!
Вот если бы сверху моего спального места была полка, как в плацкарте, я бы сейчас в нее запросто влетела головой — так стремительно подскочила. Как я могла столько спать? Я же никогда не сплю дольше восьми!
Быстро стянув с вешалки свитерок, влезла в него, прикрываясь простынею. Спустив ноги вниз, надела тапочки, взяла с полки зубную пасту, щетку и, косо поглядывая на Димку, встала и выглянула в коридор — там было тихо. Схватив полотенце, побежала в туалет умываться, а когда вышла, увидела, что Гордеев уже не таращится в телефон, а стоит в проходе и смотрит в окно.
— Пойдем, Малинкина.
— Куда?
— Завтракать в вагон-ресторан. Есть хочу. Я тебя уже три часа жду.
— Э-э, я не могу. У меня яблоко есть.
— Это за счет фирмы. Спишу на командировочные расходы.
— А-а, ну тогда пошли, — не стала я спорить, логично рассудив, что довод убедительный.
Есть и правда хотелось. Жаль, расчесться не успела. Ну да ладно. Хватит и того, что из нас двоих Гордеев выглядел, как с иголочки, даже побриться успел.
Ели молча, не глядя друг на друга. Как и ожидалось, Димка с завтраком справился быстрее, но не ушел — сидел, поглядывая в окно, пока я доедала. Спросил, что еще хочу. Я ничего не хотела, сырники и кофе меня вполне устроили, и Гордеев рассчитался с официанткой.
До прибытия в город оставалось всего ничего — чуть больше часа, а мне еще требовалось привести себя в порядок и позвонить маме. В купе при Димке разговаривать было неудобно, но, едва я вышла в коридор, из соседнего купе выглянул Жека с пластырем на носу… Ой! Я тут же запрыгнула назад.
— Кто там? — спросил Гордеев.
— Н-никого, — еще не хватало, чтобы они с этим боровом снова сцепились.
— Не выходи, Малинкина, без меня, сказал же! — сердито буркнул Димка.
— Да я позвонить хочу.
— Вот и звони здесь!
Глупость какая-то. Не вагон повышенной комфортности, а поле военных действий и стратегически оправданных решений. Пришлось звонить при Гордееве и обсуждать с мамой, как дети спали, что ели и по какому поводу ссорились. А потом и им повторить, чтобы вели себя хорошо, потому что у мамы работа, а у бабушки нервы не железные. А еще… ну, конечно же, что я их люблю и скучаю.