Зимний сон Малинки

Обняла подушку, закрыла глаза и спрятала в нее тихий вздох. Знал бы он, как я одновременно жду и боюсь этих снов — сладких и манящих. Возвращающих меня к нему. Потому что наступит утро и придется проснуться. А в действительности сладость часто соседствует с горечью. Не обмануться бы с послевкусием.

* * *

Утром детей не будила. Приехала мама, и я убежала на работу. Чудом не опоздала, неожиданно столкнувшись в лифте здания компании с Гордеевым. Забежала в распахнутые двери подъемника в последний момент, юркнув за незнакомым мужчиной, и напоролась сначала на знакомый аромат одеколона, а затем и на карий взгляд.

Тут же стремительно повернулась к шефу спиной, пряча смущение от других сотрудников, чувствуя, как этот взгляд прожигает затылок.

— Малинкина, подожди! — я споткнулась, но шаг убавила. Позволила Димке себя догнать.

— Д-да, Дмитрий Александрович?

Мы остановились перед родным отделом и повернулись друг к другу. Встретились глазами. Он не знал, что сказать, а я не знала, что ответить. Выдох Гордеева получился вымученно-тяжелым.

— Маша, послушай я…

Он смотрел на мои губы, но договорить не успел, хотя на этот раз помешала отнюдь не Леночка.

Время было без пяти минут восемь, и с лестницы в коридор вошли Юрка с Мананой. Вчера вечером Шляпкину и так много чего показалось подозрительным в поведении Гордеева, а Манана и вовсе слыла той еще сплетницей, и я затараторила, желая избежать лишних вопросов сотрудницы:

— Дмитрий Александрович, извините, что отвлекаю, но я по делу! Мне бы акты сверки получить от Петуховой — по гидропрессам, чтобы список по проекту «Партнер-строй» закрыть. Это можно сделать? Очень надо! Ой, привет, Шляпкин! Привет, ребята! — широко улыбнулась подошедшему Юрке и пропустила их с Эристави в отдел.

— Привет, Маш!

Но поговорить с Димкой все равно не получилось: следом шли ребята-инженеры из соседней группы Носкова, с некоторыми из них мы договорились с утра обсудить заказы, и я кивнула в сторону офиса.

— Ну, я пойду? Надо все успеть…

Димка помрачнел.

— Конечно. Идите, Малинкина.

И почему в его голосе мне послышалась почти боль?

* * *

Жанна Арнольдовна оказалась права, и к обеду мы все узнали, что между нашим шефом и советом директоров на самом деле пробежала черная кошка. Гордеева снова вызвали на ковер к коммерческому, и мы затаились, как мыши, когда он не вернулся ни через час, ни через два, а слухи донесли, что за черной дверью главного кабинета компании его распинает сам генеральный. В чем дело, никто не знал, руководители групп строили догадки и нервничали, а нам оставалось делать свою работу и недоумевать: за что?

Как ни крути, а все понимали (и даже мы — новенькие), что начальник нам достался просто умница.

В три часа работу закончили и стали расходиться — все-таки суббота, короткий день. Акты сверки я так и не получила, и решила, что в понедельник сама отправлюсь в бухгалтерию к Петуховой за документами, и будь что будет. В конце концов, здесь собрались все взрослые люди и точно не в бирюльки играть. Надо будет — отвечу. И про уборку вспомню брюнетке, и про шпинат. И вообще, почему мы должны ждать и просить, когда у каждого своя задача? Не должны, вот!

А сейчас я сложила бумаги в папки, убрала все со стола и оглянулась на пустой кабинет начальника. Так и не пришел. А завтра выходной.

И сама не поняла, как вздохнула: значит, не увидимся до понедельника.

При этой мысли грудь скрутила такая тоска, что хоть волком вой, а душу царапнул внезапный страх: что со мной происходит? Сейчас происходит?! Ведь жила же я как-то до Гордеева до сих пор? Так что изменилось?

— Ну, ты идешь, Машка? — позвал Шляпкин. — Или собралась здесь ночевать? Эй, Малинкина! Две минуты четвертого, пора забить на работу, завтра выходной! И так тут ишачим, как папы Карло…

— Да иду я, Юрка! Иду…

Когда приехала домой, день еще не закончился, и получилось поговорить с мамой. Рассказала ей о новой работе и о конфликте в детском саду. Немногим позже проводили с малинками бабушку до остановки, передали Николаю Ивановичу привет, сходили за покупками и даже погулять успели — к вечеру мороз спал и снова пошел легкий снег.

Домой вернулись с румянцем на щеках и аппетитом, и я долго возилась на кухне, чтобы завтра хоть немного себя разгрузить от домашних дел.

— Привет, Машка!

— Привет, Феечка! Как дела? — Наташка позвонила уже в одиннадцатом часу, но я не удивилась. Мы часто созванивались в такое время.

— Неважно, — грустно вздохнула подруга, и по голосу я поняла, что она расстроена. — Ни за что не поверишь, кто мне сейчас звонил.

— Кто? — конечно, у меня в голове промелькнула догадка, но я предпочла промолчать. Каждый раз, когда Наташке звонила мама Жоры Либермана, у позитивной Феечки на несколько дней портилось настроение.

— Крокодиловна. Чтоб ее глисты залюбили до горчичной клизмы!

— Зачем?

— Ха! Конечно же, хотела вернуть сына домой. Зачем ей еще мне звонить? Рыдала в трубку, что я хочу ее смерти.

— А почему Жорика не набрала?

— А потому что он, гад, трубку не берет! Тоже мне, Штирлиц-подпольщик! Спрятался от мамаши, а я тут отдувайся за него!