Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)

На другой конец Т-образного сооружения тоже привязали веревку. Бойники вывели под руки щурившуюся Карину: землистого цвета, сгорбленную, слепо озирающуюся. Должно быть, она сидела под землей, причем — долго.

Царисса некоторое время разглядывала обеих нарушительниц общественного порядка. Странный взгляд перетекал с одной на другую, затем столь же пристально уставился на кудахтавшую над Феодорой Глафиру. В конце концов у той мелькнула паника в глазах.

— Обойдемся условным наказанием, — милостиво сообщила Дарья. — Скажем, час мишени сейчас и час занятий с мячом для отработки одиннадцадишаговых ударов вечером. Плюс десять внеочередных дежурств на стене, во время которых даже малейшее нарушение будет приравнено к уходу с поста. Со всеми вытекающими.

Сотворив таким образом правосудие и явив милость, царисса удалилась.

Последняя пара малолеток завершила упражнение в грязи. Роняя коричневые комья, страшные фигуры ушлепали в помывочную. Бойники быстро выровняли лужу, уложив сверху дерн. Словно ничего и не было.

Аглая, что опять была среди нас, оттащила Глафиру от Феодоры.

— Забирайте!

Подхваченую за локоть, Феодору подвели под одну из веревок, Карина уже стояла под второй. Им связали руки, подняли и прикрепили так, чтоб ноги стояли на цыпочках.

Нам заменили копья. Новые оказались тупыми деревянными болванками без наконечников. Я прозрел. Две мишени напротив — для нас. Исполнителями будем мы.

Дядя Люсик объяснил условия тренировки:

— Ваша задача — попасть. Их задача — уклониться. Если вы не попадаете, вы никудышние бойцы. Если они не успели отклониться, им больно. Начали.

Он снова ушел, не став смотреть на дело рук своих. Собственно, не своих, он только распорядитель. Удобная схема. У руководителя всегда виноват исполнитель, исполнитель винит во всем руководителя. У обоих совесть как бы чиста, что бы ни натворили. А если обеспечить регулярную сменяемость исполнителей и руководителей, то вообще можно творить все, что взбредет. Привет от устройства самой известной демократии мира.

Аглая радостно бросила копье первой. В Феодору. Целилась в середину туловища. Жертва увернулась, но в нее уже летело копье Варвары. Врезалось в бедро. Вскрик. Дерганье.

Малолетки с удовольствием метнули двухметровые снаряды в Карину. Им было ненавистно ее непреодолимое превосходство в силе и опыте, зависевшее от возраста. Как ни тренируйся, насколько ни взрослей — та будет маячить впереди, собирая награды на большинстве школьных конкурсов. Лишь близкие к ней по годам, росту и возможностям Аглая, Варвара, Глафира и еще пара девочек, да подтягивающиеся мы с Томой могли составить конкуренцию хоть в чем-то. Мелким осталось только завидовать и вот так больно мстить.

Тома и Зарина метнули копья в столб. Обе попали. На них посмотрели неодобрительно, но раздумывать было некогда — все ринулись подбирать инструмент для второго захода.

Наплевав на обязанность участия в упражнении-наказании, я рванул за папринцием. В голове гудел ограбленный рой пчел, у которых этот человек отобрал мед невозмутимости. Кутузов, говорит? Нельсон, говорит? Шлангом, говорит?

Нервно стукнув в дверь и дождавшись разрешения, я шмыгнул внутрь.

— Откуда вы знаете подробности нашего мира?

— Что за допрос? — посерьезнел дядя Люсик.

А меня перло. В старину говорили: закусил удила. Не окажись в этом мире, так бы и думал, что это мера водки.

— Можно где-то услышать фамилии двух военачальников, — допустил я, закипая, аж пар из ушей пошел. — Но чтобы связать именно эти, нужно детально разбираться в вопросе. Что вы скрываете? Почему оглядываетесь, начиная разговор? Чего боитесь?

Судя по лицу собеседника, тут бы мне и конец, но с улицы донеслось:

— Папринция к цариссе! Немедленно!

— Еще поговорим, — тихо сказал он, выходя первым.

Я на минуту задержался. Взгляд пробежался по спартанской обстановке комнаты, руки пошарили под сложенными вещами. Ничего. В смысле — никаких зацепок. Мне папринция прищемить нечем, кроме чрезмерной осмотрительности и любви к воздушным шарам. Еще — к использованию неподходящих времени и месту словечек. Но это не только его фишка, другие тоже часто и очень внезапно удивляют безумным словоупотреблением.

А вот я нарвался. Зачем было накидываться? Собирался просто поговорить…

Царисса со свитой, в которую входил и папринций, спешно грузились на коней. Нас, школьников, позвали на обед. Мы еще собирались, когда ворота выпустили благородное семейство с сопровождающими и вновь затворились.

Зарина и Глафира сбегали с полными тарелками к подвешенным. Те отказались: не до того. Правда, Карина с жадностью выхлебала кружку воды. Негусто же в карцере с человечностью. Никакого желания узнать подробности.

Когда, насытившись, ученицы вышли, нас встретила Астафья.

— Еще по одному броску, и будем считать, что положенный час вышел, — показала она на наказанных. — Исполнять.