Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

– Нападать на соседей нельзя. Остальные объединятся и разгромят. Никаких выяснений отношений, поединков и прочего. Только по закону. Если что – вмешаются царберы и следа в памяти не оставят, что была когда-то такая семья-нарушительница.

– А на чужих крепостных нападают?

Помню из учебника и фильмов, как бароны да князья чуть не ежедневно забавлялись, грабя людишек соседа.

– Чужих крепостных? – Зарина звонко расхохоталась. – Это как? Разве бывают свои крепостные? Крепостные принадлежат крепости, потому так называются. Нападать на крепостных нельзя.

– На этих нельзя, на тех нельзя, – проворчал я. – А на кого можно?

– Можно выяснять отношения внутри семьи – биться за корону, за более высокое положение, за обиды и притеснения, – нехотя сообщила Зарина. – Даже за место за столом. Со стороны никто слова не скажет. Только рады будут, семья-то ослабнет.

Вот же ж, задел ее больное место.

– Выходит, вы совсем не воюете? – предположил я.

– Между собой – нет. Только с пожирателями и с преступниками.

Интересно они избавились от внутренних войн. Теперь воюют только с внешним врагом, объединяясь с царской армией под единым командованием. В остальное время – тишь да благодать. Как в Спарте времен законов Ликурга. Закостеневшее общество, придумавшее отдушины для тех, кого оно не устраивает.

Не верилось, что все так гладко.

– Неужели нет конфликтов хотя бы среди деревень, между соседями-крестьянами? Им-то есть, что делить.

Зарина что-то припомнила, но все равно пожала плечами:

– Разве что мелкие обиды. Когда перерастают в большие – порядок наводят обе цариссы… если деревни из разных вотчин. А в землях одной такого не бывает. Я не слышала.

Она снова загрустила. Зря я коснулся темы семейных разборок.

Глубоко за полночь наш караван добрался до очередной цекады. Все как прежде: забор, внутри опоясанный помещениями, в центре – общая лежанка. Записавшись, мы расположились на ночлег. Главу семьи окружили рослыми телами деловитые мужья, вдали с войниками прилепился сынок Митрофан, крепыш и дылда, на котором пахать можно. А вот поди ж ты, не светит ему ничего, кроме удачного заженства. Сказал так, потому что «женитьба» в данном контексте не звучит.

Меня новоявленные «сестренки» как-то само собой спихнули в центр и расположились по бокам. Спали в доспехах, с оружием под рукой. Царберы царберами, а ночью даже здесь хранили бдительность.

– Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай… – слышалась неподалеку заунывная колыбельная со странной концовкой: – а то страшный человолк нам не даст исполнить долг.

Странный мир. Многие новые слова непонятны, старые иногда еще более удивительны. Все запутано и перевернуто вверх тормашками. Но кое-что нравилось.

И кое-кто.

Я долго смотрел ввысь. Звезды молчали. Иногда таинственно подмигивали, словно знали что-то. Мне бы их знания.

Проснувшись, я ощутил сквозящий холодок сверху и уютное тепло по бокам. С двух сторон меня грели зябко жмущиеся во сне Тома и Зарина. Бросило в жар: вдруг сейчас проснутся? Со стыда сгорю!

Аккуратно высвободившись, я отправился в отхожее место. Самое время, пока никто не видит. На обратном пути семья обнаружилась уже готовящейся в путь. Сами проснулись или я переполошил?

Выехали затемно. Рассвет застиг посреди леса, прямая полоса дороги уходила вдаль, дышалось легко и свежо. Даже мысли проснулись. Совсем некстати. Не могли, что ли, еще поспать, дать насладиться чувственной тишиной, безмятежностью и великолепием природы?

Все, природа, давай, до свидания. Подогнав коня, я приблизился к цариссе, намекая, что переполнен вопросами. Аж вываливаются. Тома немного отстала, Зарина ехала с другой стороны от мамы. Я заговорил:

– Почему принято брать именно трех мужей? Не одного, не двух?

Варфоломея посмотрела на меня, как лев на таракана:

– А почему нужно ограничивать?

– Разве не правильнее дать людям возможность строить любовь самостоятельно, без предварительно навязанных условий?

– Не понимаю, в чем ты видишь проблему.

Я попытался объяснить:

– Если двое влюбятся и захотят построить семью, зачем им еще двое?

– Кажется, я поняла, – задумчиво сощурилась царисса. – У вас только по одному мужу?

– Мама! – обеспокоилась не пропускавшая ни слова Зарина. – Нельзя спрашивать!

– Подожди, доча. Чапа затронула интересную тему.

– Да, муж у нас в семье один, – гордо заявил я, не пускаясь в объяснения насчет существования адюльтеров, свободных браков или все возрастающего количества мусульманских семей.

– Считаешь это нормальным?

– Да, – снова кивнул я.

С другой стороны ко мне приблизилась Тома. Не принимая участия в диспуте, она тоже внимательно прислушивалась, переживая: вдруг ляпну что-то не то? На этот случай и подъехала ближе. Защищать. Тома, за это я тебя и люблю… чисто платонически. Просто обожаю.

– Не давать человеку есть, пить или ходить в туалет – это у вас нормально? – выдала царисса в ответ. – Это преступление. Так же и у нас. Удовлетворение одного из базовых инстинктов – такое же неотъемлемое право каждой личности, как вышеперечисленное.

– Каждой? – лукаво уточнил я.

Варфоломея решила, что поняла, в чем подвох.

– Кроме преступников.