Зимовка на «Торосе»

Вехи, расставленные нами еще при свете осеннего солнца в местах предполагаемых гидрологических наблюдений, едва ли могли послужить нам достаточными ориентирами в той темноте, которую преподнесла полярная ночь. Всю ставку пришлось сделать на луну, которая совершенно преображала арктический пейзаж. В пользу производства наблюдений при лунном освещения говорило также и то обстоятельство, что в полнолуние, или так называемую сизигию, морские приливы, а следовательно и порождаемые ими течения, достигают своих наибольших величин.

Первый гидрологический поход был назначен в Таймырский пролив на 28 ноября. В эти сутки полная луна заливала своим чуть голубоватым светом застывший архипелаг. Стоял почти штиль. В полдень двое тяжело нагруженных нарт в упряжке 14 человек покинули судно. Среди глубокой тишины четким ритмом отдавались шаги и приятно поскрипывали полозья саней. Ходьба по освещенному луной снегу в Арктике оказалась далеко не таким простым делом, как это представлялось на первый взгляд. Обилие белого цвета и многочисленных кристаллов льда и снега порождает такое переплетение отраженных световых лучей, что в первое время никак не удается разобраться, где под ногами имеешь провал между сугробами, а где самый сугроб. Люди то и дело «закапывают репы», отпуская совсем не восторженные эпитеты по адресу изумительной красоты арктической лунной ночи.

Пока тяжело нагруженные нарты, ныряя по плотным сугробам, тянутся к Таймырскому проливу, я скорым шагом ухожу вперед, чтобы найти вешку, поставленную осенью на месте станции. Скоро вдали затихают шаги и скрип полозьев. Кажется, что вокруг почти так же светло, как днем, но, обернувшись, я к своему удивлению не увидел своих спутников, хотя находился от них не больше чем в полукилометре. Вокруг расстилалась снежноледяная пустыня с какими-то черными силуэтами, непрерывно изменяющими свои очертания по мере моего движения вперед. Ясно, что это были тени от высоких сугробов снега… но вот прямо впереди меня одна из этих теней быстрее остальных метнулась чуть в сторону и пропала, издав едва уловимый всплеск воды. Конечно, это была крупная нерпа, вылезшая на лед подышать воздухом.

Признаться, до сих нор я не знал, что нерпы даже в полярную ночь иногда лежат на льду, а не только дышат через свои продушины.

Что могло быть безобиднее этой встречи? И все же необычность окружающей обстановки повеяла какой-то неопределенной жутью. А вдруг за этой самой нерпой охотился медведь, которого я просто не могу различить в лунном свете? Руки как-то машинально сняли с погонного ремня винчестер. Проверяю затвор и убеждаюсь, что он, будучи смазан маслом, накрепко примерз к патроннику. Мое грозное оружие превратилось в самую обыкновенную палку. Еще один новый арктический урок, весьма полезный для тех, кто в одиночку прогуливается по полярным льдам в мороз.

Вешку найти, конечно, не удалось, но вершины берега были хорошо заметны, и мы без особого труда определили место станции. До «Тороса» было ровно 9 километров. Пока мы шагали к месту работ, всем казалось, что стоит прекрасная теплая погода, но стоило только приступить к установке двух сшитых вместе четырехместных палаток, как мороз моментально начал схватывать за руки и ноги.

Чтобы подготовиться на месте к наблюдениям, пришлось поработать немало. Прежде всего надо было сделать прорубь в квадратный метр во льду толщиной в 130 сантиметров. Эта работа заняла не менее полутора часов, при сменной работе нескольких человек. Была установлена палатка, одна ее половина, расположенная над прорубью, явилась рабочим отделением, а вторая — за прорубью — местом для отдыха. В этой половине на льду был разостлан брезент, поверх которого положены спальные мешки. Сбоку стояла легкая нарта с радиостанцией «Малый полюс» для связи с кораблем. Антенна была укреплена на двух мачтах. Вся наша рабочая и спальная обитель обогревалась керосиновой печью и примусом. Как только палатка была установлена, девять человек направились обратно на «Торос», а пятеро, разделившись на две смены, приступили к наблюдениям.

Температуру в опальном отделении удалось в первый момент довести почти до 0°; в рабочем отделении она была не выше —20°. Подволок и стены палатки от дыхания людей и пара от чайника покрылись толстым слоем инея, который при малейшем встряхивании сыпался вниз, попадал за воротник, чем доставлял массу неприятностей.

Течения мы измеряли с помощью испытанного «друга» гидрологов — вертушки типа Экмана-Мерца. Этот прибор имеет массу положительных качеств. Он остроумен и прост, достаточно портативен и, к сожалению, очень сложен для работы в Арктике зимой. Не прошло и полутора часов, как в наше «спальное» отделение была водворена вертушка для очередной регулировки. В воду пошел второй, запасной экземпляр прибора. Трудно себе представить более неприятную работу, чем разборка в палатке, при тусклом свете фонаря и температуре ниже нуля, какого-нибудь механизма с деталями величиной в несколько миллиметров. С неисправной вертушкой возиться приходится часами…