Зинаида Серебрякова

Однако все эти портреты, по сути дела, предшественники произведения, оказавшегося знаменательным не только для молодой Серебряковой, но и для русского искусства грани 1900–1910-х годов в целом — автопортрета «За туалетом», ставшего, без преувеличения, одной из сенсаций VII выставки Союза русских художников в Петербурге в феврале 1910 года^[22].

Спящая Галя. 1907–1909

Крестьянская девочка с ребенком. 1900-е

Молодой татарин. 1911

Портрет Б. А. Серебрякова. 1900-е

Более чем через полвека после создания этого оставшегося непревзойденным по особому очарованию автопортрета Зинаида Евгеньевна Серебрякова писала А. Н. Савинову — в ответ на вопрос о причинах его появления и обстоятельствах работы над ним: «…Лето 1909 года мы все, как всегда, проводили в Нескучном… Осенью мои сестры и мама уехали в Петербург, а я решила остаться с детьми (Женей и Шурой. — А. Р.) еще несколько месяцев в Нескучном, но на „хуторе“ — в имении моего мужа (рядом с Нескучным. — А. Р.), где дом был маленький и его можно было протопить зимой легче, чем большие высокие комнаты Нескучного.

Мой муж… был в командировке для исследования северной области Сибири, в тайге… Я решила дождаться его возвращения, чтобы вместе вернуться в Петербург. Зима этого года наступила ранняя, все было занесено снегом — наш сад, поля вокруг — всюду сугробы, выйти нельзя, но в доме на хуторе тепло и уютно. Я начала рисовать себя в зеркале и забавлялась изобразить всякую мелочь на „туалете“…»^[23].

Автопортрет. Эскиз. 1910-е

Так бесхитростно и скромно пишет Серебрякова о «рождении» одного из самых значительных и «переломных» своих произведений, характеризующих эпоху его создания и появления с такой же точностью, как «Девушка, освещенная солнцем» В. А. Серова — вторую половину 1880-х годов, а «Купание красного коня» К. С. Петрова-Водкина — начало второго десятилетия нового века.

Обычно живописцы, работая над автопортретом, особенно не лишенным намеков на обстановку, изображают себя перед мольбертом, с палитрой и кистями в руках (мы увидим это и в ряде поздних автопортретов Серебряковой). Здесь же перед зрителем, по сути дела, возникает нечто более сложное, чем автопортрет — это картина, которую можно было бы назвать «Зимним утром», что и подчеркнул с поэтическим проникновением Ефим Дорош:

«…Всякий раз, когда мне случалось стоять перед этой картиной (отметим точность восприятия автопортрета как картины. — А. Р.), любоваться большеглазой и большеротой девушкой в зеркале, освещенной чистым и ровным утренним зимним светом, отраженным от свежевыпавшего снега, на мысль неизменно приходило, как однажды, проснувшись рано…

В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор

».

Цитируя «Евгения Онегина», Дорош дальше пишет:

«При этом я думал не столько о Татьяне Лариной, сколько о Пушкине, первом открывшем деревенскую Россию — поэзию ее повседневного бытия… Девушка с Автопортрета вот так по-пушкински свежо и ясно видит лежащий за окнами ее светлой комнаты деревенский мир, мало чем изменившийся за те восемь десятков лет, что отделяют „Евгения Онегина“ от этой картины»^[24].

Безусловно, справедливо и тонко прочувствовано Дорошем сопоставление этой полной свежести, глубоко искренней картины с поэтикой и мироотношением «божественного» Пушкина, самой большой любви Серебряковой на протяжении всей ее жизни — от юных лет до глубокой старости^[25].