Накануне Нового года, когда усилились холодные пронизывающие ветры, мне попался на глаза на мусорной куче довольно затрапезный болоньевый плащ с огромным и почти новым капюшоном. Это было как подарок судьбы! Я оторвал капюшон и выстелил его изнутри куском рогожи и ватного матраса. Все бы ничего, но вата сбивалась в комок, и капюшон болтался на спине, как горб дромадера. Тогда я убрал вату и вместо нее поместил подушку. Она горбатилась, но уже не так резко, и я стал использовать капюшон не только по назначению, но и в качестве рюкзака (для какой-нибудь случайной снеди). Единственная незадача - частый ремонт крылатки.
В один из дней (я как раз ремонтировал свое одеяние) ко мне постучали. Пришел Двуносый с сантехником Тутатхамоном. Я даже поначалу их не узнал прифранченные, в ярких зимних куртках с наворотами: на шнурках, "молниях" и липучках. Сели рядком на кровать: один - гигант, другой - словно юноша, не набравший веса.
- Оригинально! Очень оригинально-с!
Обычная реакция на все, что связано с моим (скажем так) универсальным бытом. Впрочем, а судьи кто?!
Двуносый по-барски вальяжно закинул ногу на ногу - пола не достал, пересел на табуретку.
Суть визита заключалась в том, чтобы забрать ружье. У них возник серьезный конфликт с конкурентами - пообещали прибить Двуносого, а киоск сжечь. Он, как заведующий торговой точкой, обращался в милицию, но там прямо сказали, что из-за их "Свинячьей лужи" никто не будет рисковать своей головой. Внаглую самовольно перетащили киоск с площади Победы и бросили напротив строящегося кинотеатра... И еще штраф заставили заплатить... И это при всем при том, что у них есть официальная лицензия на место возле памятника вождю.
Во время моего разговора с Двуносым сантехник равнодушно молчал. Подал голос, когда впрямую заговорили о ружье.
- Я его обрежу и буду носить в штанах, - сказал он и, привстав, поднял куртку, похлопал по тому месту, где именно.
Уточнение произвело очень сильное впечатление. Двуносый похвастался, что ныне Тутатхамон - его личный телохранитель. Пока он платит ему за умение молчать и не встревать в разговор.
Мне показалось, что после замечания Двуносого Тутатхамон стал молчать уже не столько равнодушно, сколько важно.
- Знаешь, Митя, нам грех жаловаться. За месяц круглосуточной работы на площади нам не успевали подвозить пиво. Среди наших клиентов нашлись такие тузы, что не постеснялись высказаться в нашу пользу по телевидению - впервые пивзавод стал работать на полную мощность. А почему?.. Да потому, что, как сказал один прозорливый гаишник, мы исключительно вовремя, к тараньке и пиву, приспособили свои очень хорошо провяленные мозги.
Двуносый не без гордости поведал, что как только они вывели на стенах киоска ярко-желтые указатели в сторону памятника, а под ним вывесили не менее яркие транспаранты "Он тоже любил пить пиво большими кружками!", так сразу и срезали намертво всех конкурентов - люд со всего города повалил именно к ним пить пиво. Как заведующий торговой точкой, он не скрывал, что идея интеллектуального подавления конкурентов полностью принадлежала ему.
Тут опять как-то разово вмешался сантехник - гигантски вперился в потолок, резко выпростал руку и заявил зычно и трагично:
- С виду плюгавенький - тьфу! - Шаркнул ногой, словно растер зава вместе с плевком. - Да удаленький! Голова-а - золотая! Башковитая голова людей читает как по Писанию!
Своим внезапным заявлением сантехник опять произвел на меня очень сильное впечатление. Однако Двуносый возразил:
- Какая там голова?! Чуть поумней некоторых, и уже - голова-а, голова-а!.. Вот у Мити голова, с высшим гуманитарием! Но только ты, Митя, не обижайся, пока она без должного применения.
Он стал сетовать, что в поэзии "ни в зуб ногой", а сейчас, как никогда, нужно поэтическое слово для сногсшибательной рекламы. Двуносый попросил меня, как поэта с дипломом, написать достойное стихотворение - не бесплатно, конечно, за гонорар. Я выдал экспромт:
Твой путь все уже, уже, уже,
но это, право, не беда.
Направь стопы к "Свинячьей луже",
и он расширится тогда.
Конечно, подобные "стихи" нигде не могут быть признаны стихами, разве что "кроме, как в Моссельпроме". Я для того и выдал экспромт, чтобы поскорее выпроводить незваных гостей. Но Двуносый так обрадовался, так сыпал направо и налево комплиментами, что у меня возникло некоторое сомнение - может, и впрямь неплохое четверостишие?! Во всяком случае, на нижайшую просьбу Двуносого чуть-чуть подправить стихотворение (придать ему побольше коллективного звучания), отозвался с готовностью. В товарном виде оно звучало так:
Наш путь все уже, уже, уже,
но это, братцы, не беда.
Для тех, кто пьет в "Свинячьей луже",
он расширяется всегда.
- Хоп-хоп! - закричал Двуносый. - Покупаю!