Глаза так глаза, да хоть рот! Лишь бы убраться отсюда подальше. Дедушка Фоменко и передумать может. У него, как у хорошего шулера, без сомнения, полные карманы козырных тузов и в любой игре исключительно свои, под него заточенные, правила, меняющиеся беспрерывно в угоду ситуации.
Послушно пристроил полученную холстину на глаз, потом, подумав, закрыл и пустую глазницу. Для симметрии, ну, и чтобы не бесить сопровождающих своеволием. Честно, довольно туго, завязал её на два узла на затылке. Мир практически исчез, оставив от себя только маленький кусочек света, пробивавшийся у переносицы в щёлочку между кожей и неплотно прилегающей в том месте лентой.
Провожатый снова подал голос:
— Садись.
На ощупь влез, неуклюже цепляясь за всевозможные выступы, абсолютно незаметные зрячему человеку. Усевшись, поёрзал, устраиваясь поудобнее и размещая своё барахло. Сбоку толкнуло, сначала в ногу, потом в плечо.
– Подвинься. Не на диване.
Это охранник отвоёвывал себе немного комфорта. Скрипуче взобравшись, он поворочался, подвигал локтями, принимая максимально удобную для поездки позу, шмыгнул носом.
– Поехали! – громко, чуть ли не в ухо, рявкнул сопровождающий, захлопывая с железным грохотом дверь.
Интересно, зачем так кричать? Или у меня из-за временной слепоты слух обострился?
Внезапно левое бедро ощутило скользящий, но увесистый, тычок кулака, водила негромко ругнулся. Понятно. Слишком широко ноги раскорячил, мешаю скорости переключать. Пришлось неудобно, вплотную сдвинуть колени. Ничего, потерплю...
Коробка передач скрежетнула, под капотом слабо засвистел прослабленный ремень генератора и автомобиль тронулся, тряско, с подвыванием набирая скорость.
Вот только уехали мы не далеко. И двух минут не прошло, как машина резко повернула, заваливая меня вправо, прямо на охранника. Мы стукнулись головами, губы ощутили его колючую щёку, мазнув по ней, словно в лёгком поцелуе, руки, непроизвольно выпустив ружьё, стали искать, за что ухватиться.
Тряхнуло. Жёстко, аж зубы лязгнули. Потом снова, окончательно дезориентируя и ещё сильнее, до неприличия, вжимая в соседа. Тот хрипло заорал, но не мне:
– Гони! Гони-и-и!!!
Двигатель ревел, ГАЗельку шатало, словно пьяную, водитель во всё горло матерился.
Машину жёстко подбросило, повело, дёрнуло. Тело бросило вперёд, лицо больно встретилось с лобовым стеклом, по уху зацепило что-то железное, в носу стало обжигающе — горячо. Скулу ломило... Да что происходит?!
Я замотал головой, пытаясь осмотреться: чернота. И только тогда до меня дошло — повязка! Из-за всей творящейся кутерьмы я напрочь забыл про ленту поперёк собственной морды!
Схватил плотно облегающую череп ткань, рванул, не особо нежничая, вверх. Пошёл он, тот Петрович, со своими указаниями! Его мнение в этот момент интересовало меня меньше всего.
Тряпка с треском, цепляясь, словно живая, за брови и волосы, поддалась, освобождая моё единственное око.
Но разобраться в ситуации я не успел. Удар... Снова мордой об стекло... ГАЗель остановилась. Справа нутряно хекнул охранник, уткнувшись лбом в прибоную панель.
— Ходу! – по поросячьи завизжал водила и, истерично уцепившись обеими руками за дверь, стал с силой, кривя лицо в бешенной гримасе, дёргать её.
– Ручка! — заорал я, понимая, что ситуация складывается нештатная.
— А?! Что? — белыми, сумасшедшими глазами уставился в моё лицо водила. Даже занятие своё на мгновение прекратил.
-- Ручка! – его возбуждение передалось и мне, потому второй раз ответил идущим прямо из живота звериным рёвом. – Вон! – попытался указать пальцем на пластиковую фиговину на обшивке.
Руки тряслись, вместо уверенного жеста получилась пляска святого Вита. Однако мужик понял. Не теряя ни секунды, он вцепился в ни в чём неповинный крючок, рванул на себя, и надавив всем телом на дверь, вывалился наружу.
Я, впопыхах цепляясь за всё на свете, полез за ним, прыгнуть рыбкой из-за тесноты не получилось.
Выскакивая из салона, чуть не повалил водителя, лихорадочно шарящего рукой под своим сиденьем. Отбежал на несколько метров в сторону, перевёл дух и только сейчас заметил, что обеими руками прижимаю к себе, словно новорожденного, вещмешок. Нервное...
Ружьё бросать нельзя. Без ружья я словно голый. Кинулся обратно, чудом не зацепив еле успевшего отскочить, зажавшего цевьё калаша-огрызка мужика.
Двустволка валялась на полу, словно сама просила: «Забери меня». Схватил, отскочил подальше, забросил ремень добычи на плечо, глянул в салон. Там шевелился, пытаясь прийти в себя, охранник. Похоже, его сильно приложило о стойку – вон, голова повыше брови липкая, волосы сосульками, всё стекло измазано кровью.
В горячке оббегать к другой, пассажирской двери не стал. Попросту, подбежав, схватил раненого за воротник и потянул безвольное, трепыхающееся тело на себя. Водитель помогал, неловко, одной, свободной рукой стараясь протиснуться между мной и кабиной. Автомат он так и не бросил.
Кое-как выволокли, без стеснения уронив бедолагу на землю. Тот лишь глухо замычал, заелозил ногами по земле, оставляя борозды подбитыми железом каблуками.