Зюзя. Книга третья

– Потом? – удивлённо переспросил динамик. – Потом согласно процедуры и наших законов. Кому – по всей строгости, уж извините... кому – трудовые лагеря. Женщины и дети после следствия отправятся в общие дома, жить как жили.

– Вот так вот, напрямую, – каркнул, обведя всех взглядом, Петрович. – Почему не соврал? Наобещал бы с три короба, как ты умеешь.

– А смысл? – не стал тянуть с разъяснениями особист. – К чему сказки? Реальное наказание лишь единицам светит, да и то – вопрос... Я же не кровожаден, сами знаете. Люди – наше главное богатство. Андрей Петрович, – неожиданно жалобно, с нотками отеческой грусти, сменил тон Фролов. – Не мешайте вашим последователям самим решать, как им жить дальше. Просто отойдите в сторону, не давите авторитетом. У вас полчаса на принятие решения. Отбой связи.

Последние слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Говорили все, силясь перекричать друг друга. Непонятно, обрывками, стремясь выплеснуть наружу страх и эмоции. На нешироком помосте сразу стало тесно.

Я посмотрел на Петровича – держится. Губы в ниточку, глаза полуприкрыты, на щеках нездоровый румянец. Не знаю, зачем – перевёл взгляд за ограду. Мужичок-парламентёр уже подбегал к грузовику, потеряв где-то по дороге свою палку с тряпкой. Ушёл, значит... Ну и молодец. Наверное, до одури жутко в одиночку на стволы ходить.

Шум разгорался. Не выдержав, некоторые из защитников поспрыгивали на землю и оттуда спорили с оппонентами. Фролов добился своего – перессорил всех со всеми. Быстро управился... И теперь наверняка ждёт, когда откроются ворота, посматривая на часы своей рыбьей рожей.

Народ разделился на два лагеря. Одни яростно стояли за бой до победного конца, другие – ратовали сдаться, мотивируя тем, что они ни в чём не повинны. Кое-кто уже скрылся в домах. Нда... разброд и шатание.

– А ну цыц! – громко, со старческим фальцетом, рявкнул на этот бедлам Петрович.

Не сразу, но спорщики затихли, уставившись на своего предводителя. Кто с надеждой, кто с плохо скрываемой злобой, кто с удалью.

Убедившись, что его слушают, Фоменко начал говорить. Негромко, опытно, заставляя вслушиваться в свои слова.

– Чего глотки дерёте? Или не знаете, что Серёжке веры нет? Прельстились? Вы действительно думаете – помилует вас? Да ни за что! Ему показательная кара нужна, власть свою показать и оставшихся запугать напрочь! Отсыплет – не унесёшь...– он закашлялся, переводя дух. – Я с каждым из вас беседу имел, разъяснял, и никого силком не тащил. Решили – значит делаем!

– А миномёты?! – выкрикнул кто-то с дальней части помоста.

– И что миномёты? – равнодушно, без любопытства, вернул вопрос старик. – У нас полчаса есть. За это время можно частокол сзади разобрать, на машины попрыгать и ходу. Кое-что бросить, конечно, придётся, ну да жизнь дороже. Наши парни выведут. По таким околицам рванём – где ни один грузовик не проедет. С огнестрела не достанут – расстояние велико. Да и по петляющему автомобилю попасть – та ещё задачка. Ну популяют, пошумят для острастки – не впервой. Свобода – она такая, задурно не достаётся. Чем глотки драть – делом бы занялись. Заканчивайте погрузку! – не давал опомниться Фоменко. – Свободные – разбирайте с задней стороны частокол так, чтобы только обрушить пришлось...

Часть народа засуетилась, однако часть, включая пулемётчика-великана, не сдвинулась с места, испытующе посматривая на старика.

– Ну, чего стоим? Кого ждём? – вмешался по-прежнему стоящий за моей спиной охранник, подгоняя сомневающихся. – Или ждёте, пока мины прилетят?

– Пасть закрой, – бросил с высоты собственного роста Артём, брезгливо посматривая на некстати влезшего холуя. – Я несогласный. Отрядов не боюсь, а рисковать своей бабой и дитём – не позволю. Там солдаты, – здоровяк кивнул в сторону миномётов. – И опыта у них – вагон и маленькая тележка, не проскочить... Закончилась моя к тебе вера, Петрович. Проиграл ты. Расходятся наши дорожки. Кто ж знал, что ты пожар учинишь...

Оставшиеся одобрительно загудели. Видимо, к диверсиям в Фоминске они не имели никакого отношения, а потому надеялись отделаться «малой кровью».

Старик лишь плечами пожал.

– Как хочешь, я не неволю.

– И вы никуда не поедете, – продолжил детина. – За вас послабление будет. Кто нагадил – пусть ответит, я не возражаю. По закону – так по закону.

Вместо ответа Фоменко протяжно, молодо свистнул. Суетящиеся вокруг машин и в конце фортика люди, побросав дела, устремили взоры на старика. Тот весело, со знакомой ехидцей, обратился ко всем сразу:

– Тут нам Тёмушка ехать не велит. Говорит: в рабах ему веселее. А вас, – указательный палец оратора, как дуло пистолета, посмотрел на готовящихся к побегу, – на спокойствие меняет. Понимаете?! – завизжал он. – Вам – петля, а ему – сытая жизнь!

Установилась тишина. За оружие, против ожидания, хвататься никто не стал. Стоящие на земле люди просто переглядывались, недоумевая от такого раскола в их рядах. Каждый ждал, что будет дальше.