Зюзя. Книга третья

Возражать не стал. Устали оба до чёртиков. Целый день в движении.

– А вы?

– Тут посижу. Годы мои не те – верхолазаньем увлекаться.

– Но твари...

– Разберусь, – ответил старик и в его руке появилось нечто, обозначенное лунным светом как пистолет.

У меня отвисла челюсть.

– Пацан ты ещё, – пренебрежительно прокомментировал мой обескураженный вид Фоменко. – Сопляк. Спать иди.

***

Выспаться толком не получилось. Несмотря на дикую усталость – мешало всё. И плоская твёрдая крыша будки, на которую я забрался по совету Петровича, и всякие жучки, с завидной регулярностью сновавшие туда-сюда по своим делам, и ночная прохлада, безжалостно забиравшаяся под одежду и заставляющая ворочаться. Потому вместо планируемого сна получилось чёрт знает что, перемежаемое короткими провалами в пограничное между сном и явью состояние.

Окончательно встал с первыми лучами солнца. Невыспавшийся, усталый, самоощущение – будто палками побили. Мокрый от утренней росы.

– Петрович! – позвал я старика, злой на весь мир.

Какие два часа на отдых – не менее пяти прошло! Совсем дедушка сбрендил – во времени путается?

Вряд ли. Не тот случай. Петровичу до старческого слабоумия ой как далеко... Странно. Сам же предлагал тут не рассиживаться, разбудить обещал.

Или свалил?

Не велика потеря, конечно, но неприятно. Зачем? Со мной ему спокойнее. Он ведь даже не жравши – вчера вечером от еды отказался, ограничился водой. Далеко не уйдёт, ослабнет.

Спустился на землю. Здесь невысоко – метра два, от силы. При небольшом навыке – вообще не высота. Пару раз присел, разминая ноги, покрутил туловищем, помахал руками. Вроде разогнал кровь, взбодрился.

И заметил сандалию. Сначала её, потом ногу в спортивных брюках. За углом. Присел у стенки и спит, что ли?

Внутренне посмеиваясь, я пошёл к старику, готовя на языке довольно солёную шутку. Только свернул – и остановился, не дыша.

Фоменко лежал на боку. Мёртвый. Глаза полуприкрыты, тело в какой-то несуразной позе, изо рта торчит кончик языка. Возле безвольно лежащей на земле руки – уже знакомый мне цилиндрик с лекарством. Крышки нет – мелкие, беленькие таблетки рассыпались по траве.

Вспомнилось – он вчера регулярно нитроглицерин глотал. Не выдержало, значит, вчерашних нагрузок сердечко. Подвело железную волю владельца. Бывает...

Присел рядом, на корточки, дотронулся тыльной стороной ладони до щеки покойника. Прохладная. Успел поостыть.

А я и не слышал ничего.

Жалости, как таковой, к этому человеку у меня не было. Он мне никто. Люди всегда умирали и будут умирать – этот постулат надо принять как данность и перестать обращать внимание на уход окружающих за край. О каждом не наплачешься. Исключение – родные и близкие. Те, кто стал частью тебя и с ними исчезало что-то этакое... невосполнимое. Тогда да, тогда и поплакать не грех, и помянуть.

Гораздо жальче было его планов. Больших, мощных, продуманных – на другие Петрович не разменивался. В них я понемногу начинал видеть и себя. Пока ещё невнятно, смутно, исключительно в общем и непременно независимой стороной будущего конфликта... Да без разницы уже, что напридумывалось за эту ночь!

По сути, новый городской глава Фролов, сам того не зная, этим утром выиграл войну и спас свою жизнь. Не сделав ни единого выстрела, не выходя за пределы Фоминска, не отдав ни одного приказа. Везунчик. Прямо хоть продавай ему эту новость. Задорого. Не торгуясь заплатит.

Без брезгливости обыскал труп уже бывшего попутчика. В карманах – ничего особенного. Ещё одна коробочка с лекарством, футляр с очками, запасной магазин к пистолету.

И он, получается, налегке уходил, без всего...

Сам пистолет обнаружился в кобуре-оперативке под мастеркой. Glock 19. Угловатый, с удобной рукоятью, весь из себя такой надёжный, основательный.

Наскоро разобрался с устройством нового для меня оружия. Никогда раньше в руках подобный не держал. Единственное, что удалось вспомнить о производителе – фирма серьёзная, дрянь не делала, постоянно на слуху была.

Выщелкнул магазин – полный. Посмотрел на патроны – нет, не попадались мне такие. А жаль. Пистолет в наши дни – вещь относительно редкая. С ним, конечно, не поохотишься и издалека никого не подстрелишь, ну так он и не создан для этого! Такому красавцу короткие дистанции подавай, там он развернётся...

Вернув магазин на место, принялся стаскивать кобуру с покойника. Неудобно оказалось, однако справился – вместо того, чтобы ворочать тело, ремни расстегнул. Едва добыл – сходу напялил сбрую на себя. Под куртку. Убрал в неё Glock. Левую руку слегка оттянуло. Нормально, привыкну. Не такой уж он и тяжёлый.

Больше тут делать нечего. Пора прощаться.

Поднялся, в последний раз окинул взглядом тело покойного.

– Ладно, бывай, Петрович! Хоронить, извини, не буду. Ты мне можешь последнюю службу сослужить. Бесплатно, хотя это и не в твоих правилах, – против воли из груди вырвался горький смешок. – Тебя найдут – авось и от меня отстанут. Такая вот фигня...

Посчитав погребальную речь законченной, я решительно повернулся в сторону дороги.