Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

Роберто Арльт

Вызов молчащим небесам

После смерти Роберто Арльта в 1942 г. его книги и сам он были почти забыты на два с лишним десятилетия. Но в 60-е гг. интерес к Арльту оживился. Вновь стали выходить отдельными изданиями его произведения; в 1963 г. в Буэнос-Айресе увидело свет трехтомное собрание его прозы, а в 1982 — двухтомник, включающий в себя и его прозу, и драматургию, и очерки. Стали появляться новые критические работы, переиздаваться старые. Наконец, совсем недавно основанное в столице Аргентины «Общество по изучению и пропаганде лунфардо»[1] провозгласило Арльта своим почетным членом и выделило ему почетное кресло. Кресло Роберто Арльта.

Теперь уже ясно, что начало многих значительных явлений современной литературной жизни Аргентины следует искать там, в 20-х гг., в частности в прозе Арльта. Впрочем, этим обуславливается специальный, литературоведческий интерес. Что же касается читателя, то вот что писал в своей книге «Роберто Арльт под пыткой» (1951) аргентинский писатель-коммунист Рауль Ларра: «Книги Арльта вызывают интерес публики потому, что в них чувствуется дыхание жизни, что они созданы не в лаборатории, потому, что Арльт был не литератором, а писателем, который страдал, любил, боролся, жертвовал собой и презрительно смеялся над картонным пафосом тех, кто выдает себя за писателей».

В этом высказывании — отголоски старой полемики. Полюсами литературной жизни Аргентины начала 20-х гг. были, условно говоря, «плебейская» и «аристократическая» группировки — «Боэдо» и «Флорида». Молодые писатели из «Боэдо» (название улицы в одном из рабочих кварталов) настаивали прежде всего на тематическом обновлении литературы, группа «Флорида» делала акцент на формальных новациях. И те и другие старались уловить дух времени; в их творческой полемике сложились традиции, в которых практические достижения были весомее манифестов.

Формально Арльт но принадлежал ни к одной из враждующих сторон, но «дыхание жизни», о котором пишет Рауль Ларра, прямо соотносится с точкой зрения на Арльта у большинства его современников. Под «дыханием жизни» при этом имелись в виду и полемическая злободневность, и автобиографизм. Действительно, все, написанное Арльтом так или иначе окрашено его биографией. И это уже проблема художественная. Автобиографизм характерен для Арльта, будь то прямой, фактографический, или профессионально-цеховой, когда он пишет о себе как о Писателе.

Роберто Годофредо Арльт родился в 1900 г. в Буэнос-Айресе, в семье иммигранта-немца. От второго имени, данного при крещении матерью — Годофредо, — Арльт всю жизнь отмахивался и вел с ним войну. Вычурное имя не устраивало Арльта принципиально. Он хотел быть просто аргентинцем. Впрочем, мать он очень любил, а вот с отцом, человеком прусского образца, отношения у него не сложились, что придало детским воспоминаниям писателя сумрачный колорит постоянного страха перед всемогущей отцовской дланью. Семья Арльтов жила в предместье, и эта микрогеографическая подробность немаловажна: в столице противостояние центра и окраин было особенно чувствительно и символично.

В социальном аспекте 20-е гг. «увенчали» растянувшийся почти на три десятилетия кризис, затронувший все стороны общественной жизни страны. События последней четверти прошлого века во многом определили характер будущих проблем и специфику развития аргентинского общества. Обусловленная экономическими причинами европеизация страны и — как следствие — большой приток иммигрантов (не только из Европы) сказались, в частности, и на культурной жизни Аргентины. Разноязыкое, пестрое иммигрантское сообщество: итальянцы, немцы, евреи, турки — несли с собой свою культурную традицию, свой жизненный уклад. Новоиспеченные аргентинцы старались селиться колониями, кварталами так, что часто одна какая-нибудь улица представляла целый культурно-исторический срез. Впрочем, большинство приехавших оказалось не у дел, да и социальный статус их был весьма неопределенным. Словом, 20-е гг. были годами уныния и разочарований, причем наиболее остро эти настроения ощущались в столице, где оседало подавляющее большинство иммигрантов.

Если в XIX в. литературное внимание в Аргентине было приковано к образу скотовода-гаучо, перегонявшего стада по бескрайней пампе, вообще к жизни Аргентины сельской, то с начала нашего столетия в центре внимания оказывается Аргентина городская, в первую очередь — Буэнос-Айрес. Поэтому, в отличие от прочих латиноамериканских литератур XX в., в аргентинской литературе особенно сильны урбанистические, городские мотивы. Арльт, который будет постоянно обращаться в своих романах, рассказах и очерках к будням столицы и ее обитателей, по праву считается одним из первооткрывателей городской темы, писателем, заговорившим о новой Аргентине всерьез.