Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

Через четыре месяца после событий, описанных в первой главе, наступили дни Карнавала. Бальдер ждал его с особым интересом — он был уверен, что Ирене обязательно выйдет посмотреть на карнавальное шествие в Тигре.

Он воображал себе, каким счастьем будет их встреча. Он идет по улице под гирляндами разноцветных лампочек, разрывая ленты серпантина. И вдруг останавливается как вкопанный. В золотистом свете иллюминации на него смотрят ее широко открытые глаза.

Наступил Карнавал. Бальдер устроился на тротуаре за столиком кафе. Сонным взглядом смотрел на процессию каторжников с засученными рукавами и обнаженной волосатой грудью, которые шли гуськом и не упускали случая ущипнуть за толстый зад какую-нибудь расфуфыренную служанку. Перед глазами мелькали перевитые красными и синими лентами колеса повозок. Под гирляндами красных и зеленых лампочек суетилась праздничная толпа, над которой взлетали, разворачиваясь, ленты серпантина, и Бальдер представлял себе, как Ирене наблюдает за шествием в Тигре, облокотившись на барьер импровизированной ложи. Она, должно быть, наряжена Голландочкой, Испанкой или Райской Птицей. Так он провел первый вечер.

Недовольный собой, он поклялся, что завтра обязательно поедет в Тигре. Это обещание, как и многие другие его поступки, служило единственной дели — успокоить его собственную совесть.

Наступил второй день Карнавала. Вечером Бальдер с состраданием глядел то на каменщика, то на прачку с полусонным ребенком на руках, которого принесли «посмотреть на шествие». В некоторых ложах женихи с букетами цветов и невесты, склонившись над зеленым барьером, разговаривали друг с другом, позабыв о праздничной суете. Лопался шар, и разноцветный дождь конфетти, кружась в свете фонарей, падал на влюбленных, возвращая их к действительности. Бальдер думал, что и он прекрасно мог бы сидеть у барьера в какой-нибудь ложе там, в Тигре, а Ирене склонялась бы к нему из второго ряда.

В одиннадцать часов он сказал себе, что глупо ехать полчаса на поезде лишь для того, чтобы прибыть в Тигре к концу праздничного шествия. Впрочем, не стоит огорчаться, в его распоряжении еще два дня.

«Ну конечно, непременно поеду». И он еще раз поклялся себе самому, что «нынешний Карнавал не пропустит».

Но и в тот вечер он не поехал. Решил, что поедет «завтра», но наступило завтра, а он сидел под шатром из красного шелка и золотистого перкаля и вяло улыбался горничным и коломбинам, которые ехали на повозке, увешанной рекламными плакатами.

Некоторые из них бросали ему помятые цветы, побывавшие не в одних руках; Бальдер вместе со всеми с удовольствием глазел на традиционную фигуру зверя, одетого в дерюгу, в маске в виде носатой медвежьей головы, которого вел на цепи вожатый, пробираясь сквозь толпу.

Бальдера оглушали бубенцы на лошадях, везущих тележки зеленщиков, пронзительный визг школьниц, которые теснились в открытой машине, хрустальный перезвон колокольчиков на частных экипажах; в воздухе переплетались красные, зеленые и желтые бумажные ленты, цветным снегопадом кружились конфетти.

Проходили часы. Улицы окутывало сияющее марево; на усталых лицах растекались белила и румяна; лошади конной полиции, мотая головами, прокладывали себе путь среди повозок, словно раздвигая крупами толпу. Но вот темноту, пронизанную бесчисленными стрелами света, всколыхнул порыв свежего ветра, и повозки, выехав на простор площади, покатились быстрей.

И в этот вечор он но поехал в Тигре.

Бальдером овладело прежнее разочарование. Непобедимая лень, которую, впрочем, могла бы победить какая-нибудь кухарка в костюме одалиски, сковывала его, как только он думал о поездке в Тигре.

Нам это напоминает слова одного испанского солдата времен завоевания Америки: «И перед тем как идти в бой, ощущал я в сердце моем великую грусть и печаль».

Бальдер и думать не думал о том, насколько странно его поведение. Он принимал «грусть и печаль» своего сердца бездумно, будто они были естественным состоянием его мужской натуры, испорченной дешевыми удовольствиями и легкими, но безрадостными победами. Круг его размышлений был крайне ограничен. Это были даже не размышления, а инстинктивные колебания: пойти — не пойти.

Эту странность в состоянии своего духа он осознал гораздо позже. Много событий произошло, прежде чем Бальдер с изумлением убедился, хотя и не до конца, в неестественности своего поведения в ту пору.

Однако эта лень отступала, когда он перемигивался с гулящими девицами и потом шел с ними.

Он помнил, что в запасе у него еще два вечера и тешил себя картинами предстоящей встречи, но, когда наступало время отправиться в Тигре, не мог оторваться от своего места за столиком кафе. С грустью думал о том, что Ирене, возможно, флиртует с кем-нибудь в ложе. Разочарование оглушало его, как укол морфия, и, когда погасли огни последней карнавальной ночи, он, чтобы успокоить собственную совесть, сказал себе, сворачивая в пустынную улочку: «Что ж, поеду на будущий год».