Злая Русь. Пронск (СИ)

Злые, трусливые люди живут на этой земле, не хотят умирать, не хотят отдавать свое добро, своих женщин великим и грозным монгольским воинам! И сама земля орусутов — злая! Она изматывает нукеров степи трескучими морозами и снежными заносами на их пути, скрывает лучников врага от внимательных взглядов дозорных…

— Арбанай, не пора ли бросить в воду пшено?

К Азыду обратился молодой Ильчин — чем-то напоминающий бывалому монголу собственного старшего сына, отчего последний относился к кипчаку чуть более милостиво, чем к остальным. Десятник важно кивнул — и в жижу, куда накидали полуобглоданных костей с остатками мяса на них, полетела заранее прокаленная на огне и оттого вздутая крупа, очень быстро разваривающаяся в воде. Хорошо бы бросить в варево также и твердые шарики специально высушенного со специями творога — курута, что могут хранится долгое время… Но увы, курут кончился уже как несколько дней, да и пшенной крупы осталось совсем немного! В последнее время заметно сократилось и поголовье овечьих отар — если раньше одной бараньей тушки было достаточно, чтобы накормить весь десяток, то ныне разрешалось съесть лишь ее треть. А нукеры, что пошли сегодня на штурм деревянной крепости орусутов, и вовсе ничего не ели с заката прошлого дня! Впрочем, это и правильно — у голодного есть хотя бы крохотный шанс выжить, коли получит стрелу в живот… Зато десяток кипчаков Азыда, что охраняет выпас стреноженных монгольских лошадей, способных проломить передними копытами твердый, едва ли не ледовый наст и раскопать под снегом замерзшую траву, имеет возможность поесть! У животных, кстати, с кормом также тяжеловато в последнее время, вот и стараются коняшки раздобыть себе пропитание даже под снегом…

К чести обозников стоит признать: они не воровали у своих. А в общий котел нукеры сбросили кости, что были оставлены ими на предыдущих дневках. Ильчин, молодец, придумал эти самые кости с остатками мяса сохранить на морозе и позже сварить из них шорбу, тщательно выварив до такой степени, чтобы все мясо растворилось в похлебке. Густая, ароматная, с насыщенным вкусом и разварившейся в ней крупой — шорба хороша всем, кроме того, что ее приходится очень долго готовить! Но ничего, десяток поставил котел на огонь, как только рассеялись сумерки, заранее отойдя к самой оконечности выпаса — ближе всего к лесу. Иные нукеры стараются держаться от темной чащи подальше — летящие из-за деревьев стрелы и пропадающие в глуби дубрав воинские отряды вызывают у особо впечатлительных суеверный страх! Но Азыд был уверен — на них орусуты не нападут. До самой крепости они обстреливали лишь головную тумену, устраивали засады передовому отряду да дозорам и перекрывали реку рогатками, вмороженными в лед. Значит, будут делать так и впредь! Потому его людям беспокоится нечего — орусуты ушли вслед за ордой… А вот нукеры других десятков до последнего не учуют аромат шорбы — и никто не сунется к ним просто так, случайно!

И до ее готовности осталось подождать уже совсем немного…

Легкий шелест в воздухе — а после короткий свист прервал умиротворенное ожидание десятка. Ильчин, потянувшийся к котлу со второй порцией пшена, вдруг сильно дернулся — а после неверящим взглядом уставился на свой живот. Чуть выше пупка в нем обнаружилось торчащее из плоти короткое древко болта, пущенного самострелом, а из глубокой раны вниз бодрым ручейком побежала кровь… В следующий миг кипчак истошно завопил — еще не от боли, что он даже не успел почувствовать, а от ужаса перед скорой и неотвратимой смертью. Хотя молодой нукер пока еще отказывался в нее поверить… Мгновением спустя Азыд уже вскочил на ноги, развернувшись к лесу — но крик его замер на губах, едва вырвавшись из горла, пробитого вторым болтом…

Арбанай упал на обжигающе ледяной снег — и последним, что он успел разглядеть своим гаснущим взглядом, была тонкая цепочка лыжников, спешно бегущих от леса к выпасам. А уже на грани яви монгол успел расслышать яростный боевой клич елецких ратников:

— Се-е-е-ве-е-е-р-р-р-р!!!

…- Се-е-е-ве-е-е-р-р-р-р!!!