Злая Русь. Царство

Стянув с указательного пальца правой руки массивный золотой перстень с крупным рубином, он бросил его лазутчики, спокойно произнеся:

— Не бойся. Твои известия важны и заслуживают награду. Так возьми же её и насладись заслуженным отдыхом, о тебе позаботятся мои нукеры.

После чего перевёл взгляд на толмача и коротко приказал:

— Идите.

На трясущегося теперь уже от восторга толмача Субэдэй уже не обратил ровным счётом никакого внимания. Все мысли его были заняты планом грядущей битвы — а точнее двух битв! Мысль вернуться в Булгар и объединиться с Бату-ханом он отмел едва ли не сразу: во-первых, потому как заходящая в тыл Орду-Эджена рать Арпара всерьёз угрожает старшему сыну Джучи, а во-вторых — враг сам сделал все, чтобы его было легко разбить! Передовой отряд орусутов вырвался вперёд слишком далеко и не представляет угрозы для тумена. Он будет атакован всей тьмой и истреблен — а конная дружина Юрги, спешащая на выручку соратникам, угодит уже в заранее подготовленную засаду. Да, батыры орусутов крепки в сече — но рубиться с ними никто и не собирается. Битву выиграют мощные монгольские луки... Оставшаяся же без князя и прикрытия своей конницы пехота никогда не угонится за лёгкими всадниками-степняками, и будет вымотана многочисленными нападениями нукеров и обстрелами, истощена ночными тревогами... В конечном счёте, её истребят ещё в дороге. Или в Булгар, или, что вернее, на обратном пути в Муром...

И тогда саднящая боль отцовского сердца наконец-то отступит — ведь павший у Переяславля сын будет отомщен!

Глава 19

Разъезд бывалых муромских порубежников под началом десятского головы Млада (ранее был просто «головой» разъезда, а теперь вот десятником стал с первой сединой в волосах!) давно уже углубился в незнакомые порубежникам места. Здесь бывали только вои из купеческой охраны — собственно, поэтому за десятком и закрепили проводника Володаря, не раз путешествовавшего с торговыми людьми до Булгара. Последний же, не мудрствуя лукаво, вел порубежников торной торговой дорогой, ведущей сквозь леса эрзи. Утоптанная копытами тысяч лошадей, следующих этим путем из Мурома в Булгар и обратно (причем использовали ее не только купцы, но и воеводы обеих сторон, отправляясь в очередной поход на заклятых «соседей»), она удобна и просторна… Разве что деться с нее некуда — или вперед идти, или назад. И разъезд издалека приметить можно…

Впрочем, как и приближающегося ворога.

Неспокойно, муторно на душе Млада, непривычно тяжело попрощавшегося с женой в последний раз. Вроде давно уже привычна Чаруша к частым дозорам мужа — но ведь сейчас и не дозор, в коем на деле не и так часто встретишь татей иль степняков разбойных. Большой поход, могучей ратью — сразу чуется, что и сече быть злой… Итак ведь после минувшей зимы многие мужья и отцы не вернулись из-под Рязани. Младу и его воям посчастливилось до поры остаться дома в числе горстки порубежников, сохраненных князем Юрием Давыдовичем для обороны своего удела… Зато нынче — на самом острие.

Да и как по-другому? Все же лучше прочих окрестные места знают, хоть и не забирались никогда так далеко на восток… Головой это десятник понимает. Но как только вспоминает он, как крепко вцепилась супруга в стремя на проводах, и как не желала его отпускать, едва ли не версту молчаливо прошагав рядом… Так сердце и заходиться немой болью. Жена тогда промолвила едва ли пару слов — разве что Млад изредка улавливал обрывки едва слышно произносимых ею молитв. Но как же отчаянно смотрела на мужа Чаруша, буквально прожигая его пронзительным взглядом голубых очей перед самым прощанием! В них плескалась смертная боль вперемешку с тоской — и едва теплящийся огонек робкой надежды… А уж каким необычайно крепким, жарким был ее прощальный поцелуй с примесью покатившихся по женским щекам слез — словно молнией тогда пронзило Млада от нежности и внезапно вспыхнувшей страсти!

Ведомо десятскому голове, что жена его ныне не пропускает ни единой службы — и это знание невольно согревает сердце порубежника даже в самые тоскливые мгновения. Вот и сейчас, хоть и муторно, тоскливо на душе его — недобрые думы лезут в голову как раз под неторопливый, мерный конский шаг — а все же вспомнит о своей невысокой богомолице, так все полегче ему становится…

— Поганые.

Не сразу до десятника дошел смысл негромкого оклика Зарева, самого востроглазого и молодого из порубежников — а когда понял он, что ратник заприметил ворога, так будто шерсть на спине его дыбом встала! Устремив свой взгляд вперед, на дорогу, Млад и сам вскоре разглядел вдали пока еще крохотные фигуры татар на низкорослых степных кобылках… Попытался начать считать — и сбился, когда счет перевалил за две дюжины. После чего десятник без всяких колебаний резко приказал:

— Разворачивай коней, братцы! Не отобьемся.

Агаряне, также заприметившие русичей, подобно им замерли в нерешительности на месте — но разобравшись, что отряд порубежников невелик числом, спешно послали вперед своих коней, заметно приободрившись при виде спин дружинников!