Читаем Златая цепь времен полностью

…XIX век, формировавший наши взгляды вообще и исторические взгляды литераторов в частности, представил нам людей даже близкого прошлого в значительной степени странными, и очень их опростив. Тому пример хотя бы великолепный, очень мной любимый роман Флобера «Саламбо». Наслаждаясь перечитыванием его, я знаю, что таких людей не было. В русской литературе этот «французский» подход к истории отяжелился языком. Обильнейшие французские источники, как английские и прочие заподноевропейские, написаны на латыни, и, переводя их, Запад не стремился стилизовать переводы, например, источника XV века на старофранцузский язык. Переводили, как и древних авторов, на свой новый литературный язык и так же поступали с хрониками, как, например, хроника Фруассара, на старофранцузском.

Мы же, в России, даже без подготовки понимая кое-как язык источников, встретились с особенным влиянием источников на наше сознание: нам, хочешь не хочешь, а старая речь мнилась бедной, некоей праречью. Такими же казались и люди. Заметьте, что я не говорю о сознательном принижении. Заметьте также, что бессознательное, вернее, подсознательное действие наших чувств куда сильнее сознательного. Поэтому-то ложь легко опровергнуть, а заблуждение — трудно, даже в мелких делах нашей повседневности.

Изобразить же личность необычайно трудно, такое изредка удается, когда писатель говорит о своих днях и своих современниках. Историк же, и не нужно его винить, ограничивается механическим детерминизмом обычно в наиболее схематическом виде, т. е. весьма грубом. Так же поступает исторический писатель, который, вдобавок, увлекается стилизацией языка, чем еще более удаляет, еще более «отстраняет» (делает странным) прошлое. Вот это-то будто бы восстановление прошлого и приводит к тому, что в романах наших некоторых исторических писателей герои говорят на языке, который мы едва понимаем, а в описываемые годы этого языка не понял бы никто. И в опере «Декабристы», в сцене ярмарки, бегают люди, пусть и в исторически верных костюмах, но совершенные дикари…

Современная генетика, например, лишила нас права надменно взирать на отдаленные годы: личность, очевидно, не изменилась за время так называемого «исторического» существования человечества. К этому заключению быстро подстраиваются археологи: начало урбанистического периода все более отодвигается. Находки совершаются в тех местах, где по местным условиям строили из камня и где сам климат способствует сохранности памятников.

Каждый отдельный роман имеет свои границы, и я еще не так полно показал связи с Византией и ее влияние, и контрвлияние: торговля, беглецы из Византии; свои, вернувшиеся домой, война… И очень не просто с религией, о чем я, помнится, говорил и в романе, и в примечаниях к нему. Были и другие связи, которым я просто не нашел места.

Вообще же, люди разных стран были неплохо взаимно осведомлены, не имея ничего, кроме лошади и бездорожья.

Мне хочется передать Вам свое убеждение в том, что считать людей прошлого ограниченными не только заносчиво, но и не научно. Характер и способности не зависят от образования. Я встречал людей неграмотных, обладателей ярких характеров и уму которых были доступны любые проблемы. Если же обратиться к истории, то люди умели с малыми средствами делать многое. Грандиозный по своей гибкости, запасу слов и прочему язык — творенье неграмотных наших предков.

19.III.1967


*


Уважаемый товарищ Майоров!

По поводу Вашего романа. Начну с примера из нашей жизни. Как-то в редакцию журнала пришел очень известный летчик с вопросом: «Думаю написать роман о полете на Луну. Как Вы думаете, стоит ли писать?» Ему ответили: «Приносите рукопись, тогда и будем судить».

С тех пор прошло лет десять, рукопись в редакцию не поступила, а так как летчик этот человек очень известный, то известно также, что никакого романа ни о полете на Луну, ни другого он не издал.

Вообще же, по опыту пишущих, могу Вас заверить, что писать можно о чем угодно. Важно суметь выразить то, что у вас есть, так, чтобы другим было интересно читать.

А начатое нужно самому доводить до конца хоть кровавым потом. Никто Вам не поможет. Была такая поговорка: «В твою брачную постель товарища ты не положишь…» Это значит, что в делах серьезных следует полагаться на себя. Писание тоже дело серьезное, это не в лавку послать за папиросами. Поэтому единственное, что могу Вам посоветовать — это заставить себя довести Вашу рукопись до конца. А потом дайте почитать соседям, знакомым, которые будут иметь смелость Вам сказать — либо скучная чепуха получилась, либо — вышла книга. Научить же советами и примерами стать писателем, по моему глубокому убеждению, никого нельзя.

25.I.1968


*


Уважаемый Виктор Иосифович[47]!

Очень приятно получить письмо из Омской области. Перед войной я работал в управлении строительством Омского шинного завода и, будучи страстным любителем охоты, проводил все выходные и отпуск с ружьем, встречая весьма много интереснейших людей в так называемых глубинках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное