Читаем Златая цепь времен полностью

Пора остановиться. В отличие от чванного, всезнающего XIX века, наш век всюду наставил вопросы, честно указывает на неувязки, на разрывы, на отсутствие соединяющих звеньев. Но нам с Вами хватит сказанного, нам не нужно входить в мечты о геологических периодах, о способах, коими осуществлялась Эволюция. Достаточно того, чтоб знать: за свое историческое существование в своих способностях-потенциалах человек не изменился: чувствует, думает, постигает теми же и простейшими, и сложнейшими аппаратами-свойствами. Бессмысленно говорить: были умнее, либо — глупее. Были такие же, но с разным багажом.

Может быть, Вы помните мое выражение, из любимых: коль люди легко поддавались бы внешним влияниям, то человечество давно превратилось бы в стадо загнанных животных? Или: верю в русский ген? В данном случае мои взгляды опираются, как видите, на точные данные. И упрек критика по поводу «Руси изначальной»: Иванов-де «неправильно что-то понимает» — сделан с позиций вульгарного материализма по Бюхнеру и Модешотту. По сему случаю пора к внуку Бояна.

И он сам, и окружавшие его были вполне равны нам по всем своим способностям, чувствам, по выражению их, по духовной своей силе. Не внук Бояна был архаичен, а словесный его запас, архаичный для нас, с нашей точки зрения. И эту мысль мы можем, как картошку, наткнуть на гвоздик и вертеть: где верх, где низ? Для Пушкина наш, современный язык, был бы явно безобразен напиханными иностранными словами и пошло-канцелярскими оборотами и сочетаниями.

Простите многословие, доказываю много раз доказанное, беда в том, что нынешний бог наш — наука, а полунаука — есть дьявол, он-то и научил нас с презрением глядеть на прошлых людей, с презрением городского мальчишки, надевшего узкие брючки и остроносые ботинки.

Итак, пусть люди рождаются неравными, что было давно известно, но в неравенстве своем каждый имеет право на равенство со всеми в своем человеческом достоинстве. Кстати, последнее было сущностью учения Христа: понимание достоинства человеческой личности вопреки любому прочему неравенству. В скобках отмечу, что собственно философское и поэтическое христианство и те или иные Церкви, сложившиеся позже, трезвым исследователем всегда отделялись как исторические явления. Это очень нужно иметь в виду, для Боянова внука. Никакого, как Вы полагаете, «воинствующего» язычества, как и Церкви воинственной, карающей, на Киевской Руси не было. Знаете ли, как можно определить сущность христианства? Например, апостол Марк поясняет: не твори зла, помогай слабым, и ты — христианин. Кстати, отсюда идет западнорыцарский завет защиты вдов, сирот и прочее. Вероятно, для Киевской Руси характерен период идей, а не догм и ритуальных форм, и очень, очень многие могли без лицемерия, а также без самоконтроля, вполне безотчетно пользоваться подходящей поэтикой и, быть может, более чем естественно Бояновым внукам поминать всех старых богов, что было отнюдь не противохристианским и отнюдь не проязыческим, а просто русским.

Вообще же, первые века той или иной религии, быть может, характеризуются новыми идеями, привитыми на старые стволы: в частности, так называемое языческое служит очевидной основой: первые этажи здания сложены им под новой крышей. Русская частность — гражданское и уголовное право у нас оставались целиком, как были, до принятия христианства, выражением Обычая, а не следствием христианских идей. И, надо сказать, как видно, так называемых вопиющих противоречий не было.

Я думаю, что поэтам той эпохи было легко и естественно брать русский фольклор и — с верой даже в некую реальность поминаемых существ. Я знавал немало искренне верующих, которые верили и в леших с домовыми. И даже человек, вполне современный, иной раз получает совершенно особенные ощущения, когда он один и когда для него еще не тронутая окрестность начинает дышать своей жизнью. Поелику бродил я один по глухим местам, то с оным сталкивался сам, хоть каждому явлению мог найти вполне точное прозаическое объяснение.

Наговорил много, сказал — мало, несть спасенья в многоглаголаньи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное