Жемчужина была… вдвое больше скворчиного яйца. А может быть, и втрое.
— Эх, ты! Ломала! — Даша одной рукой выхватила у Антоши створку раковины с жемчужиной, а другой толкнула его в грудь.
Антоша взмахнул руками, еще раз взмахнул и упал за борт. Ушёл под воду… всплыл. И заорал. И стал погружаться.
Кинув раковину под скамью, нагнулась и успела ухватить Антошу за волосы. Тянула, тянула, пока вся голова не показалась над водою.
— Больно, — прошептал Антоша синими губами и сделал умоляющие глаза: — Не отпускай.
Лезть в лодку он отказался, пришлось грести к берегу одним веслом, через приподнятый край. Антоша сначала и твёрдой земле под ногами не поверил. Но как только лодка ткнулась носом в траву, на четвереньках взбежал на берег и закричал, обливаясь слезами:
— Ты меня утопить хотела! Я милицию позову! Я уйду от вас! Гадкие! Все вы гадкие! Схватил одежду и помчался неведомо куда.
СВИНЬЯ И ПОРОСЕНОК
Даша спрыгнула в воду, вытянула лодку подальше на берег. Оделась. И только потом нашла под скамейкой начала створки жемчужницы, а потом и саму жемчужину.
Положила жемчужину на ладонь и не могла себе поверить. Она не могла поверить, что такое нежное, такое светящее можно встретить не в музее, не в кино, а на их Черном озере.
Душа сжималась и разжималась, словно бабочка складывала и раскладывала крылья. Держать на ладони жемчужину — всё равно, что держать дарницу или облако, в котором скрылась луна. Даша вздрогнула. Почудилось, смотрят! Точь-в-точь как в лесу, когда вышла матёрая волчица с волчонком.
Даша посмотрела на прибрежные кусты, никого не увидела, но все-таки поспешила домой. Пусть Антоша порадуется жемчужине. Девочки уж и след простыл, когда из-под коряги выбралась бабка Завидуха.
— Счастливая девчонка! — Злые космы так и топорщились вокруг несчастного от злобы лица. — Будет, будет и на моей улице праздник.
Бабка треснулась оземь, обернулась чёрной галкой и, ругаясь на весь белый свет, полетела за Певун-ручей, на Еловый край Муромки, к своему свинарнику.
Антоши дома не оказалось. И на огороде тоже. Сбежал? Но он ведь и впрямь заблудится в лесу. Даша села на Белого Коня и сначала поехала в Муромку, к маме. Мама была возле тёлочек. Даша спрыгнула с Ивеня, обняла маму и завсхлипывала.
— Антоша сбежал! Где его теперь искать? Заблудится в лесу, а там рысь, волки…
— Твой Антоша чересчур умный, чтоб заблудиться, — сказала мама. — Перестань слезы лить. Жив он и здоров. У бабки Завидухи в гостях.
— Как?! — удавилась Даша.
— Да вот так! Чтоб тебе насолить.
Лицо у Даши сделалось маленькое от огорчения, потом посуровело, стало совсем суровым и опять помягчало:
— Я всё-таки очень рада, что он нашелся.
Мама накормила дочку обедом, и Даша отправилась на Еловый край. Дом Завидкиных — вот он. Антоша возле окна пил малиновый чай с медовыми пряниками.
— Здравствуй! — Даша чувствовала себя как попрошайка.
— Мы с тобой сегодня виделись, — ответил Антоша, нехорошо ухмыляясь.
— Ты прости меня, — сказала Даша. — Я не знала, что ты плохо плаваешь.
— Я?! Плохо?! — И Антоша запустил в девочку огрызком.
— Пошли домой, — попросила Даша. — Велимир Велимирович будет недоволен, что ты ушёл из Златоборья.
— Не пойду, — сказал Антоша. — Мне здесь очень хорошо. Мне кровать с периною поставили, с шестью подушками. Меня медовухой поили.
Мне меч-кладенец подарят. А ты Белого Коня отдавай! Я буду скакать, кипрей рубить. Заросло у вас всё в Златоборье, запустил твой дед-бездельник хороший кордон.
— Ты говоришь не свои слова! — испугалась девочка. — Антоша, пошли со мной.
— Шиш! — И Антоша показал два шиша. — Убирайся, дура никудиновская!
Даша увидела, что за спиной Атоши за занавесками прячутся дед Завидкин и бабка Завидуха.
— Я тебя спасу! — крикнула бесстрашно Даша.
— От кого? Я папе напишу, и он все ваше Златоборье отдаст Матрене Чембулатовне.
— Я тебя спасу! — упрямо прошептала девочка. Антоша услышал и захохотал.
— Ты себя спаси сначала! Себя!
За его спиной захихикали и даже, кажется, захрюкали. Даша повернулась и побежала напрямки — к Певун-ручью, чтоб перебрести на мелком месте и скорее домой. Может, дедушка вернулся? Об Антоше Даша так рассуждала: «Ничего бы страшного, если бы он перешёл жить к другим людям. Но ведь люди эти — Завидкины! Дня у них не прожил, а говорит уже, как Завидкин».
Дунул ветер. Принёс запах свинофермы Завидкиных. Свиноферма располагалась в стороне от Муромки, в недостроенном свинарнике. Здание было круглое, просторное. Не достроили его потому, что старый колхоз захирел. Председатели менялись так часто, что их ни по имени-отчеству не знали, ни в лицо. Муромка опустела. Дешевле было забыть о стройке. И о ней забыли.
Даше почудилось, что свинья хрюкает. Обернулась — она! И поросенок сбоку трусит. Даша сделала вид, что не приметила погони. А сама скорей да скорей, да во всю прыть.