Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины

Она снова подобрала бурнус, который уже с минуту путался у нее под ногами во время быстрой ходьбы, и накинула его на плечи, ибо чувствовала, что дрожит. Затем она приблизилась к камину, в котором горел яркий огонь и, стоя, облокотилась на спинку кресла и, обхватив голову другой рукой, попыталась глубже вникнуть в мысль, возникшую в ее сознании.

«Даже если бы у меня достало мужества закрыть перед ним свою дверь и никогда не видеться с ним, не отвечать на его письма… Увы! Это безнадежно: мужчина, который хочет увидеть женщину, всегда ее увидит. Последует огласка, и его жена, которая может быть еще сомневается, уже не будет ни в чем сомневаться. Вместо того, чтобы успокоить и ободрить ее, я погружу ее в отчаяние. У меня есть только одно средство, о котором я уже думала: покинуть Париж, мой дом, моих друзей, бежать без оглядки, никому не говоря, куда я еду, сама не зная цели своего путешествия из страха изменить решение. Это путешествие продлится до тех пор, пока я не излечусь, до тех пор, пока это будет нужным. Но сколько препятствий для такого плана! Может ли одинокая женщина стремиться навстречу приключениям, пересекая различные части земного шара? Как в этом отношении счастливы мужчины! Если они страдают, они уезжают, они действуют, они отвлекаются и забывают! Страны, которые они видят, новые лица, новые привычки, которые они приобретают, изучение чужих обычаев, борьба с опасностями – разве все это не помогло бы нам отвлечься от наших огорчений? Но полученное нами воспитание принуждает нас вращаться в одном и том же кругу; мы, женщины, не можем свободно передвигаться без чьей–либо поддержки, мы подвергаемся стольким неприятностям и опасностям, если дерзнем пуститься в авантюры вдали от своего дома! Даже если у нас хватит сил пренебречь этими препятствиями и одолеть предрассудки, делающие нас пленницами самих себя, хватит ли у нас мужества покинуть места, где мы долго жили, любили, страдали? Наше уединенное существование еще больше привязывает нас к окружающим вещам, к тысячам предметов, разбросанных перед нашими глазами. Ничто не может нас отвлечь от того, без чего не может обойтись наше зрение и сердце. Ах, должно быть это великое мучение покидать все, что составляет частицу нас самих. Самые смелые из нас, которых не пугают опасности странствий, долго колеблются, когда дело касается того, чтобы навсегда проститься со всем, что они так любили!

А он, Морис? Разве смогу я его покинуть и не возвратиться назад? Один раз я уже хотела умереть, потому что я его долго не видела. Я ослабела, согласилась принимать его и… наша цепь вновь начала коваться с того самого места, где была разбита. Буду ли я более сильной теперь? Не вернусь ли я внезапно к нему, как он вернулся некогда ко мне? К чему принимать решения, которые изнуряют, убивают и которые все равно невозможно осуществить?

И разве я имею основание вести себя так по отношению к нему? Могу ли я упрекнуть его в новом проступке? Ответственен ли он за то, что произошло на этом балу?.. Нет, он страдал так же, как и я; уверена, он отдал бы свою жизнь, чтобы отвратить поразивший меня удар. Его жена красива, умна, добра. Я еще не дошла до того, чтобы умалять достоинства соперницы. Напротив, я их вижу лучше всякого другого и… страдаю. Из–за меня он ею пренебрег, он не окружает ее вниманием, которого она заслуживает. И вместо того, чтобы компенсировать предпочтение, которое он мне оказывает, я думаю о том, как его бросить и скрыться вдали от него? Нет, нет, я не могу, не хочу, я этого не сделаю».

Пока все эти мысли проносились, тесня друг друга, в голове Елены, свечи, стоявшие на камине, понемногу догорали и под конец стали отбрасывать совсем слабый свет. Сквозь щели занавесок начали проникать солнечные лучи, и шум большого города скоро вывел графиню из задумчивости.

Тогда, измученная всеми волнениями этой ночи, застыв от холода, который незаметно охватывал ее, и устав думать, не находя решения, она упала на кровать, закрыла глаза и задремала.

Когда она проснулась днем, ее мысли стали более ясными и четкими. Хотя она не приняла еще никакого решения, но уже чувствовала себя способной остановиться на каком–то плане, найти решение, достойное ее.

Она позвонила, раздвинула занавески и, написав барону де Ливри, что хочет немедленно поговорить с ним, вручила записку лакею. Затем, переодевшись, стала ждать барона.

Так как он медлил приходить, а она не могла отогнать некоторые ненужные мысли, Елена позвала горничную и сказала ей:

– Жюли, если б я вдруг решила отправиться в путешествие, вы бы согласились меня сопровождать?

– Ну… Конечно, мадам, – ответила горничная, несколько смущенная этим неожиданным вопросом. – Госпожа графиня, конечно, даст мне время проститься с семьей и…

– Нет, – сказала Елена, прерывая ее, – я не могу дать вам даже одного дня. Придется ехать, как только в чемоданы будет уложено все самое необходимое.

– Значит, мадам не будет долго отсутствовать?

– Напротив, очень долго. Может быть, несколько лет. Я не могу установить срок своего возвращения.