Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины

– О, тогда… – сказала Жюли с затруднением.

– Вы со мной не поедете?

– Конечно, я очень предана госпоже графине и буду огорчена, видя ее уезжающей без меня, но…

– Хорошо, – сказала мадам де Брионн. – Я узнала все, что хотела знать.

«У этой девушки, – сказала себе с какой–то горечью Елена, глядя вслед уходящей Жюли, – есть в Париже кто–то, кто ей очень дорог, кого она часто видит и кто, по–видимому, тоже любит ее. Она не хочет покидать его и она права… Ах, если б пришел барон, я устыдилась бы своей нерешительности. Какой–то голос кричит мне: ты еще молода, прекрасна, любима – наслаждайся жизнью и не приноси себя в жертву никому. Да, но другой голос, более тихий и настойчивый, говорит: решайся, решайся, жертва велика, но обстоятельства побуждают к ней и она достойна тебя. Эта неопределенность ужасна. Боже, помоги мне уехать!

Едва она произнесла эти слова, как Жюли появилась снова.

– Ах! – воскликнула мадам де Брионн, – наверное, пришел барон! Пригласите его войти.

– Нет, это не господин барон, – ответила Жюли. – Там дама, которая просит, чтобы вы ее приняли.

– Я никого не принимаю. Я хочу быть одна.

– Эта дама так настаивала, что я думала…

– Она назвала вам свое имя?

– Она поручила вам передать, госпожа графиня, что она собирала с вами пожертвования вчера на благотворительном балу.

Елена сделала резкое движение и побледнела. «Как! – сказала она себе. – Тереза здесь!.. Это невозможно… Но что ей нужно от меня?»

С минуту она молчала, стараясь овладеть собой, а потом сказала Жюли:

– Пригласите эту даму войти.

16

Действительно, это Тереза Девилль приближалась к Елене. Ее весьма простой туалет казался немного небрежным и указывал на то, что под влиянием серьезной озабоченности она решилась выйти из дома, не бросив в зеркало того последнего взгляда, без которого так редко обходятся женщины. Некоторая бледность, разлитая по ее лицу, и усталые глаза свидетельствовали о том, что она бодрствовала часть ночи и, может быть, страдала так же, как Елена.

Мадам де Брионн предложила ей сесть и, чтобы поскорее ослабить волнение, которое они обе испытывали впервые очутившись наедине лицом к лицу, поспешила взять слово:

– Конечно, мадам, вы пришли поговорить со мной о милостыне, которую мы вчера собирали и к которой вы так любезно приобщили меня?

– Нет, мадам, – ответила Тереза, – если позволите, не будем больше говорить о собранных пожертвованиях, которыми сейчас наделяют бедняков, обрадованных неожиданной прибылью. Я пришла просить вас еще раз объединиться со мной для доброго дела.

– Для доброго дела! Я заранее даю вам свое согласие. Будьте добры все объяснить, мадам.

С минуту Тереза хранила молчание; она сосредотачивалась перед тем, как приступить к теме, по поводу которой она хотела говорить с графиней. Когда она немного овладела собой, то сказала нежным, внушающим симпатию голосом:

– Речь идет об одной женщине, совсем молодой, которая недавно вышла замуж. Ее манеры, может быть, очаровательны, но еще напоминают пансионерку. Говорят, что она красива, но лицо ее не имеет того покоя, той выразительности, которая отличает людей, уже немного поживших в свете и страдавших. Ока еще не знает многих вещей, и ее ум лишен тех нюансов, изысканности, тысячи мелочей, которые делают некоторых женщин непобедимыми. Наконец, она всей душой любит своего мужа, но по–своему и со всей неопытностью молодого сердца.

– Я не могу пока, сударыня, сожалеть об участи лица, которое вы мне так хорошо описываете. Ее неопытность, по–моему, имеет свое очарование и, насколько я знаю, муж не может быть к нему нечувствительным.

– Муж той женщины, которой я пытаюсь вас заинтересовать, тоже, вероятно, был бы растроган ее прелестной наивностью, но случай захотел, чтобы тогда, когда он был еще холостым, ему повстречалась на жизненном пути женщина, во всем превосходящая его жену. Она благородна, прекрасна, обаятельна, она молода и однако пожила уже достаточно для того, чтобы знать жизнь. Она обладает большим знанием света, ее уважают за необыкновенный ум и доброе сердце, друзья всецело преданы ей… в общем – эта женщина – само совершенство, и моя пансионерка не может бороться с подобной соперницей.

– А она действительно ее соперница? – спросила графиня де Брионн, не подавая вида, что узнала себя в портрете, нарисованном Терезой.

– Да, это соперница, потому что она не в силах запретить себе любить человека, который ее тоже любит. Лицо, в котором я заинтересована, понимает опасность, которая грозит ему, и дрожит, видя, что от нее совсем ускользает привязанность мужа; вследствие этого, повинуясь только безумной мысли и посоветовавшись лишь со своим сердцем, она открыто пришла к той, что внушает ей столько опасений, чтобы сказать ей: «Мадам, мы ведем неравную борьбу – вы вооружены, а я нет. Дайте мне оружие, чтобы я могла бороться против вас. Тогда я смогу защитить свое счастье и, благодаря тому искусству нравиться, которому вы меня обучите, сумею охранить мужа от ваших непреодолимых чар».