Златые горы (СИ)

Жизнь распалась на куски, разделенные черными дырами, через них Том и путешествовал, а точнее сказать в них он проваливался, чтобы очнуться в очередном новом месте: в узком лазе подземного хода, в колдовском лагере, в больнице. Большой разницы он не чувствовал. Другие голоса вокруг, другой воздух, другие ощущения, что пробивались через горячий песок, втертый в кожу, другие прикосновения: рук, ткани, металла, холодок магических пузырей, наполненных заживляющими зельями, которые обволакивали самые сильные ожоги, другие запахи… и все та же боль, иногда ослабляющая хватку, но никогда не отпускающая до конца.

В больничной палате Том застыл, как муха в янтаре. Под повязками, под магическими пузырями, под паутиной заклинаний он лежал в оцепенении. Он выдыхал боль каждый раз, когда сокращались легкие, но ее не становилось меньше. Ему вводили морфий. Наркотик погружал сознание в тепло, будто в ванну, успокаивал магию, чтобы та не беспокоила наложенные чары во вред своему хозяину, но не возвращал ощущение времени и не помогал уснуть по настоящему глубоко и крепко. Сны, как щупальца, скользили, обвивались, душили. Риддл просыпался, задыхаясь и с колотящимся сердцем. Глаза закрывала повязка, и после пробуждения он еще несколько долгих секунд оставался один на один со страхом. «Я никогда оттуда не выберусь! Я умру!» - мысли колотились об стенки черепа, пока их не глушила боль. Том почти радовался ей, потому что боль была той единственной нитью, которая привязывала его к жизни.

До того, как с глаз сняли повязку, бодрствование мало, чем отличалось от забытья. Только болело острее. Да и после видел он плохо, из-за лекарства, что сестра закапывала каждые три часа. А между приемами зелий, кормлениями с ложечки, обновлением чар, лечебными процедурами, переменой белья и купанием в ванне наполненной странным сухим электричеством, Том искал одно единственное слово. Но что-то все время шло не так: Риддл просил воды, а получал лишь пару жалких капель. То ли из-за того, что выбирал неверное слово, то ли потому что звуки перемешивались на языке. Он не понимал. И не помнил уже, каково это жить без жажды. Варево, заменившее еду, было жидким, но не как вода, а как жир - скользкое и отвратное на вкус. Им нельзя было напиться и жажда, как боль, продолжала мучить его наяву и во сне. Может, поэтому в его кошмарах заполыхали пожары.

Однажды утром лежа без сна, но с закрытыми глазами, Том случайно услышал, как его пожалела молоденькая медсестра. «Бедный, - сказала она кому-то, наверно другой сиделке, - к нему никто никогда не приходит. Такой несчастный… Неужели у него совсем никого нет?» У Риддла чуть живот не скрутило от задушенного смеха. К нему приходили. Пусть только во сне. Огненный человек шагал через длинную палату с опустевшими койками и наклонялся над Томом. Его лицо заслоняло собой все. Языки пламени складывались в знакомые черты. А потом они распадались. И снова все вокруг горело, вот только в этот раз выхода из огня не было.

========== Глава 10 ==========

Огонь в камине дернулся. Том давно не шарахался от резкого движения пламени, но в тоже время он понимал, что никогда больше не сможет смотреть на камин, отбрасывающий в комнату теплый оранжевый свет, как на символ уюта и защищенности.

Рассказ сблизил его и Хоуп. Девушка расслабилась: сбросила туфли и подобрала под себя ноги, Риддл пристроился на полу перед креслом, поколебавшись немного, он оперся затылком о ее колени. Бутылка виски все еще стояла на каминной полке как и его стакан. Пожалуй, ему бы не помешало сделать пару глотков для решимости, а если этого не хватит, то будет чем занять руку, которую так и тянуло к Хоуп. Во всем мире не нашлось бы искушения сильнее, чем медленно провести вниз по гладкому шелку чулка до выступающей косточки лодыжки, а потом обратно вверх, чуть помедлить у ажурной кромки, предвкушая, сладкий момент, когда между кончиками его пальцев и ее кожей не останется никакой преграды…

- Сколько времени вы провели в больнице?

- Я… - Том откашлялся, чувствуя себя мальчишкой, пойманным на разглядывании неприличных картинок. Не хватало еще, чтобы уши покраснели. – Времени? Около шести месяцев, а точнее шесть месяцев без одной недели.

Собственный голос звучал как чужой. Он снова посмотрел на бутылку. Как-то Сайрус в очень емких выражениях объяснил ему, что мешать виски и лекарства не самая разумная идея. Но с другой стороны тот, кто всегда и во всем поступает разумно, делает из своей жизни особенно изощренный ад.

- Мне повезло, какой то комитет неравнодушных граждан решил озаботиться лечением добропорядочных колдунов и ведьм, по воле судьбы оказавшихся в стесненных обстоятельствах. Они расщедрились на полный курс реабилитации. Будете?

Бутылка виски покачивалась в воздухе, стакан замер рядышком еще пустой. Галантных манер Том нахватался по верхам, но точно усвоил, что сначала следует предложить даме, а потом налить себе.