Златые горы (СИ)

Ему не нужно было закрывать глаза, чтобы вновь увидеть, как она возвращается из кухни, в руках бутылка молока, пакет, нож и яблоко. Вдруг она бледнеет и замирает. Его сердце, которое стало чувствительным дальше некуда, пропускает удар. Но с ней все в порядке, всего лишь чулок зацепился за гвоздь. У него вырывается что-то вроде, зачем так пугать. Хоуп фыркает, освобождает правую руку, сгибается, крепче прижимая к груди свою ношу, а потом бережно-бережно отцепляет чулок. «Ничего ты не понимаешь, Том Риддл».

Он сидел на корточках и пялился на черный чемодан, новое воспоминание пристроилось на краешке. Хоуп аккуратно нарезала яблоко, собираясь покормить свою тварюшку. “Свою”, потому что Тому эта отрыжка магических чар нужна была, как плеча в чае. Видимо, ей нравились уродцы. Причем достаточно сильно, чтобы уделить им немного ласки и внимания, но не настолько сильно, чтобы остаться и жить с ними. Глаза видели ее как наяву, но и все. В прошлом Том мог ее коснуться, обнять, почувствовать запах сирени и примешанный к нему запах дыма, который больше не возвращал к кострам и пожарам. Он мог пошутить, мол если бы “твой ежик” ходил в воскресную школу, то знал бы что не стоит брать яблоко из женских рук, и получить в ответ лукавую усмешку, а еще предложение скушать кусочек, ведь пока мужчины едят они не умничают. Хоуп не упускала возможности его подколоть, а Том рад был ее подначивать.

Все в прошлом.

Колдун вытянул пальцы, хотел превратить серое нечто в ничто, но в последний момент передумал и вместо этого вытащил из воздуха несколько огромных капель воды. Они скатились по стенкам, тварь милостиво приняла угощение. Некоторое время Том слушал, как она мокрой тряпкой елозит по стеклу.

Вот ведь странно до чего часто люди принимают любовь за хрупкого невинного ангела, тогда как она наглая девка, которая, не спрашивая разрешения, усядется тебе на колени, выпьет твое пиво и полезет языком в ухо, а захочет уйти, так уйдет, обругав напоследок. Но доверие – это не любовь. Оно больше похоже на одинокого испуганного ребенка, вроде того каким Риддл был в шесть лет, когда в нем проснулась магия.

Никому не было дела до жалкого сироты, никто не хотел замечать творящиеся с ним странности. Сам Том получил слишком много взбучек по поводу и без, чтобы решиться поделиться со взрослыми своими проблемами. Он плакал, забившись в темный угол, молился, искал спасения в обещаниях и детских суевериях, звал на помощь ангелов, но даже не пытался по настоящему бороться. Том ненавидел себя шестилетнего за слабость и глупость. Если бы прошлое было книгой, он, не раздумывая, вырвал бы эти страницы и сжег. Страх всегда толкает человека рубить с плеча, а Риддл очень боялся, что так и остался глупцом и слабаком. Как оказалось, не зря боялся. Вот только… Сегодня перед сном он не принимал лекарства, но кошмары так и не пришли.

А Хоуп? Разве рядом с ним она не стала чуть-чуть другой. Больше похожей на веселую беззаботную девчушку, у которой еще не было шрамов на запястьях, змей на голове и холодной ненависти к себе. Так почему Том снова и снова приказывал себе не думать о ней?

Двое озлобленных, покалеченных, людей могут влюбится друг в друга с первого взгляда, спасти друг другу жизнь, пожелать друг другу сдохнуть, откровенничать, как на исповеди и почти переспать, но доверять они не будут никогда. Так что самый лучший выбор – это забыть. И пусть каждый останется при своем. Том - с магией, страхами и злобой, Хоуп – с хитроумными планами и порядком в жизни.

«Надо идти в кухню», - Риддл поднялся, сделал несколько неуверенных шагов. Тело все еще слушалось как чужое. Пальцы ног наткнулись на короткую щетку колючих заноз. Том остановился и посмотрел вниз, на паркете была не просто царапина, а настоящая рваная рана. Он так и не переступил через нее.

То, что развернуло его и погнало к входной двери, то что заставило упрямо сжать губы и выскочить босиком из квартиры, то что пересилило сомнения, не позволив сдаться и отпустить было в равной мере и благословением и проклятием. Оно не делало его гордым, великим, бессмертным, всего лишь живым. По настоящему живым.

***

Вот уже три года жильцы «Желтого дома» не могли договориться насчет оплаты каминных платежей. Половина из них утверждала, что не пользуется общим камином, а значит и платить не должна. Другая половина называла первую врунами и отказывалась вносить их долю. Министерские колдуны давно обещали отключить спорщиков от сети, но по каким-то таинственным причинам, несомненно, связанных с дурным характером «Желтого дома» свою угрозу они до сих пор не исполнили. Вместо этого все три общих камина перегородили веревкой, на каждой висело по табличке с одним и тем же текстом. Надписи призывали уважаемых колдунов и ведьм иметь совесть и не пользоваться каминной сетью, пока не будет погашен общедомовой долг. Жильцы первой парадной на свой манер уважали министерство и, переступая через веревку, старались не задеть табличку. Поэтому она в отличие от своих сестер-близняшек выглядела относительно новой и солидной.