Златые горы (СИ)

У края пляшущего вихря сидел, валялся, неуверенно топтался разношерстный народ: скоморохи, музыканты и просто пьяницы. Не все из них были людьми. У женщины, сладко улыбнувшейся Тому Риддлу, глаза искрились и переливались, как рыбий пузырь на солнце. В любое другое время излишне ретивый доброход запустил бы в нее заклинанием, но не в Блелтейн. В Белтейн все по другому, он вне власти правил и законов – это торжество жизни над смертью, или как считал чародей, похоти над здравым смыслом. Риддл не был монахом и как все удовлетворял свои потребности, но твердо знал настоящую цену запретных удовольствий. Ни одна женщина не стоит больше пятнадцати монет.

И в том что у него кружилась голова, а колени снова начали подгибаться, были виноваты не полуголые бабы, а проклятые костры. Дым резал глаза и сушил горло. Звуки скрипок и свирелей жалили не хуже злобных ос. Плотный жаркий воздух трясся и дрожал в лихорадке. Толпа вокруг напоминала сплетение причудливых видений, которые мучили Риддла в больнице. Ночь превратилась в голодного тигра, яркий огонь костров чередовался с темными полосами теней. Люди льнули к пламени, но темнота манила сильнее, в ней хотелось раствориться. Том знал, что голодный тигр не упустит добычу, которая сама лезет в его пасть.

То и дело один из танцующих выбегал из круга перехватывал у кого нибудь кружку или бутылку, вливал в себя, а по большей части на себя огненное пойло и, подкрепив силы, бросался обратно в круговорот взмётывающихся подолов, босых ног и криво сидящих масок. Пляска, как жадная воронка втягивала тех, кто еще был полон сил и выбрасывала тех, кто уже не мог держаться на ногах. Колесо жизни мать его.

Губы Риддла шевелились. Он не сразу сообразил, что повторяет одна и то же слово “обладать”. С него начиналась магическая формула восстановления самоконтроля “Чтобы обладать властью над своими страхами…” Он снова постарался отстраниться от происходящего, поставить стену между собой и накатывающей волной, где все смешалось и пламя и пляска и дым и смерть. Но так и не продвинуться дальше первого слова.

Боль сжимала виски. Том с силой провел ладонями по лицу, вытирая пот и размазывая частички пепла. Они оседали на волосах и одежде, забивались в нос и глотку, от чего слюна становилась горькой. Нужно было предвидеть, что на шабаше будут палить костры. И что тогда? Он бы уступил страху, остался дома, спрятался, поджав хвост? От этой мысли просунулась злость. Он, Том Риддл, больше не позволит призракам прошлого управлять своей жизнью. Злость сработала как хороший кнут, страх отпрянул, а колдун почувствовал прилив сил. В голове прояснилось, он вспомнил нужную формулу до конца и повторил ее дважды причем второй раз на латыни. Не просто для надежности, а чтобы проверить хорошо ли соображали мозги. Достаточно хорошо.

Том повернулся спиной к шесту и к белтейнской пляске. Колдовать нужно было осторожно, магия и так хлестала через край. Воздух блестел и переливался синим, зеленым и фиолетовым, как радужная пленка на поверхности лужи. Учитывая риск искажения, Риддл выбрал самое простое заклятие поиска. Его палочка начертила в воздухе три странных символа, каждый знак был подкреплен древним словом силы. Отирающийся неподалеку гоблин мерзко хихикнул, решив, что колдун грязно ругнулся. Тонкая золотистая нить потянулась к земле, немного помедлив, скользнула в темный узкий проход между двумя неопрятными палатками, а там понеслась так быстро, будто ее конец схватили шустрые пикси.

Чем дальше от центральной поляны, тем меньше народу попадалось на пути Риддла. Дешевая самогонка мелким гребнем прошлась по рядам гуляк, оставив свои жертвы валяться где попало: у шатров, под повозками или прямо на дороге. Золотистая нить извивалась по земле, огибая неподвижные тела, чья витабильность вызывала сильные сомнения. Но кое-кто еще держался на ногах и даже неуверенно их переставлял. Один черт знал в какой канаве закончится сегодня их путь. Это был жалкий, но по своему везучий народ, они хотя бы представляли, где искать свое счастье - там где есть не вылаканная до дна бутылка.

А Риддла счастье поджидало в узком проходе между грязных шатров. Полог с неразборчивыми письменами жалобно хлопал на ветру и это был единственный звук, нарушавший тишину. Визгливая какофония скрипок и флейт не нашла сюда дороги. Здесь не палили костров так что к Тому вернулась его обычное хладнокровие. Золотая нить послушно скользнула в рукав мантии и обвилась вокруг его запястья. Колдуну не пришлось долго ждать: из шатра выбрались две женщины – одна худая, другая поокруглистее. Первая низко надвинула на лицо капюшон, вторая наоборот распахнула бордовую мантию, выставив грудь, стиснутую кружевным корсажем черного платья. Маска из такого же черного кружева закрывала верхнюю половину лица, а светлые кудрявые волосы свободно рассыпались по плечам. Мунгус говорил, что тварь к охотнику приведет одна из девчонок Элайи, та что путалась с оборотнями. Она вроде как ходила у горгоны в подругайках. Так кто из этих двоих был добычей, а кто иудой?