Зло

Я замечаю внутри этого крючковатого дедули печать веры. Сияющие нити тянутся от него ко мне, они впиваются в дыру внутри меня, и та становится меньше, бледнее, совсем незначительной. Этот дедуля верит в меня. И не мудрено… увидеть такие рога и копыта, как у меня, а потом ещё и в кишках покопаться… Тут и не в такое поверишь!

– Ты живой, – заговорил дед растерянно, – после всего, что с тобой произошло, несмотря на страшные раны и разрез живота, ты остаёшься жив. Но как?!

Мне и самому интересно. Ты сейчас вообще описал всю мою жизнь старик, а ведь таких ситуаций в последнее время всё больше, и я тоже начинаю задумываться над похожим вопросом, только в моей голове он звучит иначе.

Зачем? Зачем я выкарабкиваюсь из всех этих передряг? Зачем я остаюсь жить, когда так легко можно с жизнью расстаться и напротив, так сложно оставаться живым…

Но я ничего не скажу тебе старик. Я почти не знаю тебя. И то, что ты привязал меня к столу и вскрыл живот, доверия к тебе не прибавляет. Поэтому я промолчу.

– Молчишь? – продолжает старик. – Ну молчи. Может ты и вовсе не знаешь нашего языка, и я сейчас перед тобой выгляжу весьма комично, – старик ухмыльнулся, – а может тебе жутко находиться привязанным к столу, но пойми меня правильно, я же думал, что ты умрёшь, твои травмы были и остаются настолько опасными, что жить с ними просто невозможно. Однако ты дышишь, ты выжил и смотришь на меня вполне осознанно, поэтому я ослаблю ремни, а если ты и вовсе не будешь буянить, то я отпущу тебя, – старик подошёл ближе, потянулся руками к ремням, но остановился. – А что если ты и вправду не понимаешь моего языка? Тогда мне нужно быть осторожней, – старик ушёл куда-то из поля видимости, хлопнула дверь повозки. Через пару минут он вернулся и подошёл ко мне вновь, на этот раз на руках его были толстые кожаные краги с металлическими вставками. Старик схватился за ремни. Чуть расслабил их, переключив на два крепления. Я почувствовал, что могу шевелить руками, но при этом никаких резких движений делать не стал. Пусть старик расслабиться, пусть подумает, что я не опасен. Так он покажет себя настоящего, я всё также не могу доверять ему, пусть он пока и относится ко мне с добром.

Старик долго и внимательно смотрел на меня, ожидая хотя бы какой-то реакции, но я так же молча смотрел на него и не шевелился. Мы продолжали играть в гляделки какое-то время, но вот он убедился в моем намерении оставаться спокойным и не нападать на него, поэтому он расслабил ремни и на ногах. Затем отошёл от меня подальше, стянул перчатки, оглядел ещё раз мой разрезанный живот и прочие раны. И только после этого, он взял какую-то металлическую тарелочку в руки, подошёл ко мне, обтёр края моего разрезанного живота влажной тряпицей, поставил тарелочку рядом, так чтобы я смог увидеть в ней различные металлические инструменты, заляпанных кровью, и иголку с нитками, которые старик и взял. Он стал зашивать мою рану, при этом бросая на моё лицо косые взгляды. Я понял, что он ждёт от меня какой-то реакции на боль, поэтому я стал морщиться, а иногда даже стонать, когда игла проникала особенно глубоко. Кажется, старика это несколько успокоило, и он стал поглядывать на меня пореже, но при этом совсем присматривать за мной не перестал.

Он зашил рану, очень быстро и умело, вытер пот, проступивший на лбу, положил инструменты в металлическую тарелочку и поставил на место. Затем замер, стоя ко мне спиной, словно бы решаясь на что-то… затем взял и быстро вышел, оставив меня одного в повозке.

Когда он выходил, то я заметил, что на улице темно. Похоже там поздний вечер или уже ночь. Если этот старик подобрал меня прошлой ночью, значит прошёл почти день. А может и два, я же совершенно не знаю сколько времени провёл без сознания, но почему-то при этом уверен, что прошло никак не больше дня, иначе бы старик перестал со мной возиться, возможно выбросил бы, если бы я не пришёл в сознание. Тем не менее, старик ушёл, оставив меня одного, при этом в повозке тихонько сияет магическая лампа, он не потушил её. Может он ещё вернётся?

Ходят легенды, что люди бывают очень трусливы. И я мог бы до жути сильно испугаться и остаться лежать на этой железном столе, привязанный, не имея даже намёка на то, что со мной собираются сделать. Одно я знаю точно, этот человек не может мне навредить, ведь я не совсем человек, вернее я уже вовсе не человек, а он верит в меня, питает силами веры. Поэтому я не буду его убивать, даже несмотря на то, что он разрезал мне живот и скорее всего копался в моих кишках.

Вместо этого я встаю со стола, разрывая ремни, словно бумагу. Я совершенно голый. Поэтому я изменяю свой образ, рога исчезают, как и копыта и хвост, я становлюсь чуть выше, глаза теряют свой магический блеск. Я вновь стал собой, пусть и только снаружи. Больше не буду совершать ошибку, притворяясь кем-то чужим.