Зло и свобода. Рассуждения в связи с «Религией в пределах только разума» Иммануила Канта

Необходимость объяснения свободы субъекта/агента действия, так или иначе применяющего чистый практический разум, решительно переворачивает ту связь между злом и свободой, которую мы обнаружили на уровне свободы самого чистого разума^[267]. На этом уровне, как мы видели, свобода разума с необходимостью предполагает его способность мыслить себя («как бы») злым. Свобода сохраняет себя в качестве ratio essendi морального закона и в мышлении разумом себя как злого. Но необходимость объяснения свободы ставит ее в зависимость от некоторого зла как того, что вызвало ее появление, того, что ввергло человека в «свободное состояние», лишив его того «невинного счастья» или счастья в той «невинности», которым он обладал до появления зла и которое было полным настолько, что не допускало применения к себе никаких нравственных категорий и оценок, будь то осуждение или одобрение.

Выведение свободы из зла – это то, чего нельзя найти не только в «этическом каноне» Канта, но и в его «еретической» (с точки зрения «канона») «Религии в пределах только разума». Насколько я могу судить, лишь однажды, в небольшом эссе, которое сам Кант характеризовал как «просто увеселительную прогулку», он всерьез поставил этот вопрос выведения свободы из зла: «История природы… начинается с добра, ибо она произведение Бога; история свободы – со зла, ибо она дело рук человеческих»[268]. Три важнейшие для нас мысли схвачены этой лапидарной формулировкой: свобода – «дело рук» «эмпирических» людей, т. е. сугубо и исключительно их опыта; свобода имеет историю, что по определению выводит ее за рамки любой априорности (и в первую очередь – априорности чистого практического разума: все относящееся к нему находится вне времени); свобода неотделима от зла уже потому, что зло есть ее необходимое начало.

Но если в самом чистом практическом разуме мы не можем найти свободу (ту свободу, которая транслировалась бы в свободу человеческих поступков), то где ее можно у Канта обнаружить? Обозрение этической схемы, представленной в «Религии в пределах только разума», казалось бы, тут же дает нам готовый ответ: свобода обнаруживается прежде всего в первоначальном выборе между подчинением моральному закону и предпочтением себялюбия, который (пред)определяет все остальное. Мы уже обстоятельно говорили выше об этом происходящем на априорном уровне вне времени выборе, который порождает при его понятийном осмыслении неразрешимые (с нашей точки зрения) парадоксы. Но сейчас обратим внимание на другое: можно ли его вообще считать свободой, во всяком случае если мыслить вместе с Кантом.

Прежде всего нам следует припомнить то, что сам Кант считал невозможным отождествлять свободу выбора как таковую со свободой (см. примеч. 28 на с. 85). В «Метафизике нравов» он без обиняков пишет: «Нельзя, однако, как это пытались сделать некоторые, дать дефиницию свободы произвола как способности выбора совершать поступки в пользу или против закона, хотя произвол как феномен дает тому многочисленные примеры на опыте»^[269]. Ведь, согласно Канту, только в выборе в пользу закона мы достигаем свободы и осуществляем свою разумность как то, что определяет нас в качестве (разновидности) разумных существ. Но и без этого специфически кантовского понимания свободы мы должны быть в состоянии уразуметь, что выбор может быть навязанным нам (подобно предложению, от которого нельзя отказаться), что выбор делает свободным не само по себе выбирание между А и Б, а только наше самоопределение в данном выборе, т. е. свободным может быть только тот выбор, делая который я развиваю, обогащаю, обновляю собственное «я» и признаю выбор в качестве момента такого развития, обогащения и обновления. Всякий иной выбор в лучшем случае не имеет отношения к свободе, а в худшем – подавляет ее, и Кант, похоже, это прекрасно понимал и по-своему выражал.