Зло Валузии

В мозгу его послышался пронзительный крик такой силы, что, казалось, еще немного, и череп его взорвется мириадами острых осколков, не выдержав напряжения… Конан старался не смотреть на агонию твари, на то, как извиваются, чернея и тлея, опарыши, как шипит в огне раздавленный, источающий грязно-бурую слизь глаз… И этот невыносимый вой — казалось, ему не будет конца!

Но вот вопль оборвался, пламя выжгло разумную нечисть, оставив на ее месте черное пятно. Невыносимое зловоние ударило в нос киммерийцу, и он, сложившись пополам, едва не отдал душу Крому в новом приступе рвоты.

Придя в себя, Конан бросился бежать, все дальше и дальше от ужасного места. Он молил всех богов, каких только мог вспомнить — начиная Кромом и Митрой, кончая Сетом и Нергалом, — избавить его впредь от встреч с подобной гнусностью.

И, похоже, Темные Боги услышали мольбу дерзкого варвара. Ибо Конану больше не довелось встретиться с разумными слизняками. Чуть дальше по коридору его ждала целая стая кротогиен, явно вознамерившихся не пускать пришельца дальше.

— Ах, вы, мои хорошие! — Конан улыбнулся им, чуть ли не как родным.

После ужаса недавней стычки слепые подземные хищники казались ему едва ли не милее ручных медвежат в зверинце немедийского нобиля. Да что там эти белесые гады! Ему сейчас змеелюди Валузии и вампиры Зархебы сошли бы за добрых собутыльников! Подняв топор, Конан с яростным смехом встретил натиск незрячих тварей.

Разрубив первую из них почти пополам, он опалил факелом морду второй. Лишившись своих усов, тварь утратила ориентацию в пространстве и с пронзительным визгом завертелась на одном месте. Третьей огромной гадине Конан, не церемонясь, просто снес голову, а четвертой — размозжил череп ударом мощного кулака. Пятая, почуяв неладное, пустилась наутек, и Конан не стал ее догонять. Он поймал себя на мысли, что давно уже сражение не доставляло ему такой радости.

«Впору умом тронуться, — с опаской подумал киммериец. — Эдак, я скоро с этими гиенами обниматься стану!» Впрочем, первую свою задачу он, в общем-то, выполнил: отомстил кротогиенам за смерть Акулана. Оставалось лишь разделаться с теми монстрами, что убили Эйю и вырезали полплемени. А их-то как раз и не было видно. И Конан пошел дальше.

Он шел по проклятому коридору, настороже, точно боевой пес. Подземелье словно высасывало из него энергию, и Конан чувствовал, что силы его на пределе. Лишь дикарская, почти звериная натура варвара могла выдержать подобное напряжение. Теперь он ожидал от этих проклятых подземелий чего угодно. И не ошибся в своих ожиданиях.

Легкое покалывание в районе икры привлекло его внимание и вскоре сменилось ощущением влажного поцелуя… подобного лобзанию упыря, суккуба, целующего страстно и долго — до тех пор, пока последняя капля крови не вытечет из жил ласкаемой жертвы. Конан взглянул вниз и содрогнулся.

К ноге прильнула, сотрясаемая судорогой алчного нетерпения, огромная, влажная, абсолютно белая жаба. Толстые пупырчатые лапы нежно обвивали икру Конана, а плоская башка впивалась в нее жирными плотоядными губами. Кровожадная жаба была альбиносом, как и большинство подземных тварей, но, в отличие от кротогиен, вполне зрячей, и ее огромные, выпуклые, как полусферы, глазищи горели хищным рубиновым огнем. На мгновение онемев, Конан с ужасом заметил, что тело мерзкого земноводного упыря постепенно набухает и приобретает зловещий багровый оттенок.

— О, Сет и Имир, сколько же их тут! — Конан, рискуя задеть ногу, рубанул топором по ужасной твари, мгновенно отделив толстое туловище от башки.

Тело жабы-вампира лопнуло как гнойный волдырь, брызнув в лицо Конану его же кровью, но голова, с отвратительным чмоканьем жадных губ, продолжала высасывать вожделенную красную влагу, лившуюся теперь прямо наземь. Конан с трудом отодрал жуткую башку от раны и с наслаждением растоптал.

В тот же момент он успел заметить мелькнувшую в свете факела белесую тушу, которая мокрым шлепком приземлилась на могучее плечо варвара и, подобно первой жабе впилась в него алчной пастью. Едва Конан успел отодрать вампира и отшвырнуть прочь, как тут же подвергся новому нападению.

Жуткие твари висели по стенам, подобно гроздьям дьявольского винограда, крепко держась присосками за камни и терпеливо поджидая жертву. Горячая, красная кровь киммерийца была настоящим лакомством для подземных вурдалаков после белесой жижи обитателей подземелья.

Конан с яростными ругательствами отдирал упырей от своего тела, но все новые и новые твари устремлялись к нему, привлеченные запахом крови. Бежать было некуда. Твари были повсюду! Единственное, что могло спасти варвара, — это уничтожить врагов раньше, чем они сумеют к нему подобраться, и он перешел из обороны в наступление. Конан действовал так быстро, как только мог: одной рукой, с зажатым в ней топором, молниеносно сшибал белые гроздья с одной стороны туннеля, превращая их в склизкое крошево, а с другой стороны — жег их факелом, оставляя за собой черные, тлеющие и корчащиеся трупы отсосавших свое упырей.