Зло вчерашнего дня

Пышнотелая красавица украинка Олеся, помогавшая Люсе по хозяйству, пару лет назад приехала с мужем Василием из Приднестровья в Москву на заработки и «по цепочке» рекомендаций и звонков попала в дом Викентия Модестовича. Василий тоже устроился в этот дом сторожем. Еще он ухаживал за садом и делал небольшой ремонт, который постоянно требуется в любом загородном доме. Когда семейная пара поселилась в пристройке, Люся вздохнула с облегчением. Многолетнему домашнему рабству пришел конец. Большая семья, дом и сад прежде без остатка забирали все время — так жестокие подростки отбирают деньги у первоклашки. Зато теперь Люся почувствовала себя почти бизнес-леди, точнее — топ-менеджером собственной семьи. И хотя многое по-прежнему делала сама, не решаясь передоверить помощникам, ночью уже не падала на кровать без сил. Даже стала находить время для рукоделия. И все потому, что с домработницей Людмиле Викентьевне повезло. Лучшую помощницу, чем Олеся, и представить себе было невозможно. Цветущая брюнетка была без преувеличения «академиком домашних наук». Прекрасно готовила, экономно вела хозяйство, быстро и толково наводила порядок в доме. А еще разбиралась в садово-огородных делах не хуже любого агронома. Словом, вскоре Олеся стала незаменимой помощницей Люси во всех хозяйственных делах. Единственным минусом была ее невероятная болтливость. На каждый случай из жизни у Олеси была заготовлена собственная история, как у бравого солдата Швейка. До Люси она успела поработать во многих богатых домах и разбиралась в жизни столичного бомонда не хуже репортера светской хроники.

— А вот еще был случай год назад… Меня тогда нанимал в домработницы… Ни за что не поверите кто: один известный трансвестит, прости господи, — затевала Олеся очередной «сенсационный» рассказ. Обитатели дома давно знали байки Олеси наизусть и норовили улизнуть под благовидным предлогом.

Семейная пара давно чувствовала себя в доме не прислугой, а кем-то вроде дальних провинциальных родственников. Обычно Олеся вставала раньше всех, но нынешним утром лукавый бог сновидений Морфей, предусмотрительно усыпив мужа, долго не выпускал ее пышное тело из своих сладких объятий.

Зато в доме пробудилась другая ранняя пташка.

Серафима стояла на освещенном солнцем крыльце, утренние лучи просвечивали сквозь ее легкий белый сарафан, обрисовывая прелестную фигурку, а роскошные волосы отливали золотыми бликами. Девушка широко и счастливо улыбалась сразу всем: Денису, Лине, радостно тявкнувшему при ее появлении Тимоше, новому ясному дню.

— Не беспокойтесь, Ангелина Викторовна, — прощебетала она Лине с крыльца. — В столовой я уже накрыла к завтраку, а кофе Денису Петровичу сварю чуть позже, чтобы не остыл. Денис Петрович скоро уедет, и тогда мы с вами, тетя Лина, не спеша, со вкусом позавтракаем. Угу? — по-детски обезоруживающе улыбнулась Сима. — Как насчет манной каши с малиной? Только что собрала кружку ягод к завтраку. Или, может, предпочитаете оладьи из кабачков?

«Вот это да! Такая молодая — и уже отличная хозяйка, — умилилась Лина, — повезло же оболтусу Стасику».

— Таким парням, как наш Стасик, всегда достаются самые лучшие девушки, — с легкой досадой пробормотал Денис, словно подслушав мысли Ангелины, и отправился в дом. А Лина задержалась на пороге, чтобы еще минутку полюбоваться юным радостным существом, так гармонично вписавшимся в этот светлый утренний мир, пока еще не замутненный проблемами и хозяйственными хлопотами.

«Картина „Весна“ Боттичелли», — подумала она и, стесняясь глупых сентиментальных слез, подступивших к глазам, развернулась, чтобы пощипать красной смородины прямо с куста.

Однако вскоре выяснилось, что не одна Лина любовалась юностью и красотой девушки.

— Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой. — Красивый баритон разлился с балкона, вплетаясь в гармонию раннего утра. Это Викентий Модестович вторил «Пиковой даме», доносившейся из его комнаты. Он надеялся, что «небесное созданье» наконец поднимет прекрасные очи и улыбнется и ему. Но Серафима, эта легкая юная ласточка, не обращала никакого внимания на пожилого соловья. Она стояла, слегка подняв руки, словно хотела обнять всех сразу: утро, солнце, Лину и весь мир вокруг.

Ангелина, напротив, задрала голову и удивленно спросила:

— А вас, дорогой Викентий Модестович, что заставило пробудиться в столь ранний час?

— Работа, Линочка, работа. Нас с Серафимой ждет новая глава мемуаров. Вечером мы так мало успели. Из-за этих наших ощипанных куриц. Расквохтались: «Ах, твой ревматизм, ох, твой радикулит…» Тьфу!

— Конечно, поработаем, дорогой Викентий Модестович. Только чуть позже, после завтрака, — уточнила Серафима ангельским голоском. Она наконец подняла прекрасные зеленые глаза к балкону и звонко рассмеялась. Наверху, опираясь о перила, словно какой-нибудь граф или барон на старинной картине, возвышался патриарх. Викентий Модестович встретился с девушкой глазами и приосанился.

— Давай поторопимся, — попросил он Серафиму, — нам сегодня предстоит отредактировать целых две главы.