Они долго – судя по ощущениям, целую вечность – поднимались по закрученной спиралью лестнице. Затем брат с сестрой оказались в другом зале, где внимание Корбана привлекла некая фигура. Посреди комнаты неподвижно лежало свернувшееся кольцами тело. Все трое с опаской подошли ближе. Это был остов змеи – огромный, ее тело, толще, чем у Корбана и Кивэн, вместе взятых, обтягивала белесая кожа. Головы у нее не было – на ее месте разлилась лужа засохшей крови, частично впитавшейся в каменный пол. Гроза принюхалась, но тут же отступила.
– Мне это совсем не нравится, – прошептала Кивэн.
– Мне тоже, – ответил Корбан, рассматривая темные закоулки. – Интересно, что ее убило? И есть ли здесь еще такие змеи?
Он слыхал байки об огромных змеях, обитающих в далеких чащах дремучего Форнского леса, но даже представить себе не мог, что они могут достигать таких размеров.
Мальчик присел и ткнул труп нижним концом факела. Кожа была толстой, покрытой слоем какого-то слизкого студенистого вещества.
– Что ее могло убить? – пробормотал Корбан.
– Не хотелось бы выяснять это на своей шкуре, – сказала Кивэн. – Давай-ка выбираться отсюда.
Корбан нахмурился. Голова у чудовища отсутствовала, место пореза было чистым – ни следов зубов, ни надрывов.
«Отрублена. Каким-нибудь оружием?»
– Согласен. Но давай пойдем вверх, а не вниз. Мы так высоко поднялись. Должно быть, мы уже недалеко от поверхности.
Лицо Кивэн выражало сомнение, но все же она кивнула.
Еще одна арка вела из комнаты наверх. Они пошли туда. От их прохода ответвлялись другие, размером поменьше, и скрывались во тьме. Корбан всматривался в каждый из них, представляя там белых змей, что скрывались во мраке, готовясь нанести удар. Он постучал одной рукой по стене подземного хода – на случай, если они наткнутся на очередные чары, – и ускорил шаг. В конце концов проход завел их в тупик: каменные стены не поддавались.
– А это что? – поинтересовалась Кивэн.
Она говорила про небольшое углубление размером с кулак. Корбан придвинул факел поближе и заглянул внутрь. В углублении было спрятано что-то, напоминающее рычаг. Он сунул туда руку и повернул устройство. С шипением на камне обозначились очертания двери. Кивэн ее толкнула – и она открылась. Они прошли сквозь дверной проем и оказались в еще одном подземелье – перед ними была темная яма, вокруг которой шла тропинка.
– Мы внутри колодца, – сказала Кивэн.
Колодец был основным источником воды в Дун-Карреге, а короткий проход вел прямо в крепость. Слабый свет заката указывал им на выход.
Кивэн закрыла дверь. Исчез и ее силуэт – теперь это был просто ровный камень.
– Должен быть еще один рычаг с этой стороны, – предположил Корбан.
После долгих и тщательных поисков они обнаружили его в самом колодце. Кивэн пришлось держать Корбана за ноги, пока он, лежа на животе, пытался достать до выемки, которая выглядела как более темная ниша в стене колодца. Мальчик убедился, что рычаг работает: как только он его повернул, в стене возник контур двери.
– Идем домой, – поторопила Кивэн. – Луна почти взошла. Мама с нас шкуру сдерет.
Корбан закрыл дверь, и ее очертания снова исчезли. Они вышли на свет угасающего дня во двор перед колодцем. Он был пуст. Вдруг они услышали голоса и шаги и бросились к ближайшему пустому зданию.
Глава 32. Кэмлин
Кэмлин смотрел на стену, наблюдая за тем, как испарина медленно собирается в каплю. Вот капля покатилась вниз по поверхности, при всяком столкновении с неровностями на камне меняла русло, пока в конце концов не достигла края. Здесь она зависла на некоторое время, цепляясь за обод, пока в нее не врезалась другая капля. Под собственным весом они оторвались от поверхности и полетели вниз, чтобы вдребезги разбиться о каменный пол.
Кэмлин вздохнул. Он ненавидел это место – одна скала да камень. Ни деревьев, ни ветра, ни неба.
Кряхтя, он встал с койки и вытянул руки над головой. Кожа вокруг раны болезненно натянулась, мужчина скривился и осторожно до нее дотронулся, убеждаясь, что она не открылась снова. Хоть целительница и была остра на язык, он не мог не признать, что женщина знает свое дело. Кэмлин видел, как люди испускали дух и от гораздо менее тяжких ран, особенно когда их начинало лихорадить. Если и помирать, то уж точно не такой мучительной смертью.
Он поморщился.
– Скорее всего, просто подлатали меня, чтобы укокошить потом по всем правилам, – тихо бормотал он, вышагивая по большой каменной комнате, в которой его заперли. – Но все же живой – это уже здорово. – Он цокнул языком.
«Дожил! Уже разговариваешь сам с собой, старикан. Вот и первый шаг к безумию».
Он помрачнел, внезапно вспомнив лицо Горана, что уставилось на него безжизненными глазами, обрамленное полевыми цветами и луговой травой. Это произошло много позже, когда мужчина перебирал в памяти образы людей из прошлого: маму и старшего брата Кола – оба давно уже канули в небытие, – многие другие безымянные лица людей, которых он убил в бою или в засаде, и в особенности лица той семьи земледельцев из-под Баглуна. Он помотал головой, стараясь избавиться от наваждения.