– По правде говоря, я только о том и думал, чтобы выбраться оттуда, – кивнул Галион в сторону крепости. – Что мы и сделали. – Он благодарно поклонился Корбану, затем посмотрел на Эдану. Принцесса сидела, подтянув колени к груди, на ее грязном лице виднелись следы слез. По ней невозможно было понять, слушает она или нет.
– Моя клятва и последнее поручение Бренина – защитить Эдану, – сказал Галион. – Но как мне лучше это сделать? Дун-Каррег захвачен, другие крепости Ардана пали. – У него на лице отразилась усталость. – О Нарвоне явно не может быть и речи, как и о Кэмбрене. Куда еще?
Корбану показалось, что Галион озвучивает какие-то внутренние умозаключения, которые уже успел продумать со всею тщательностью, и парень вспомнил, как Гар говорил ему, что Галион – стратег. Но Мэррок, должно быть, принял это за вопрос, потому что решил высказаться.
– Можно было бы отправиться к Дун-Крину, старым великаньим развалинам, – сказал воин, и другие ратники рядом с ним закивали.
– Слыхал я о таком, – кивнул и Галион. – Развалины в сердце великого болота, на самом западе Ардана.
Мэррок утвердительно кивнул:
– Подходящее место, чтобы залечь на дно. Если вдруг разнесется молва о том, что Эдана там, возможно, вокруг нее сплотится больше народу – и это даст нам возможность нанести ответный удар.
– Нанести ответный удар, да, – глубокомысленно протянул Галион. – Таков был и мой первый порыв. Но это подвергнет Эдану опасности. Если известие о ее нахождении все же всплывет, оно достигнет не только дружеских ушей. Об этом прознает и Оуайн. – Он пожал плечами. – Эдана должна вернуть себе королевство – в этом нет сомнения, – и я намереваюсь помочь ей, даже если это будет стоить мне жизни. Но мы должны решить, как лучше всего достичь этой цели.
Он окинул взглядом горстку людей в лодке.
– Если то, что мы узнали в Темнолесье, правда, то Рин скоро нанесет удар по Оуайну. Когда ее войска выступят в поход, когда Оуайну будет над чем подумать, помимо удержания Ардана, – вот
– Я отвезу Эдану к своему отцу, – наконец сказал Галион. – Он ей родня, хотя и более дальняя, чем те, о которых мы говорили.
– Кто? – спросил Мэррок. – Кто твой отец?
Галион обратил на него непроницаемое лицо.
– Я незаконнорожденный сын Эремона бен Парлота, короля Доуэна, – молвил он, а затем отвернулся и возобновил наблюдение за морем.
По лодке прокатилось бормотание, но против решения Галиона никто не возражал. И Корбан почувствовал, что многие вопросы, которые вызывал его бывший оружейный наставник, в одночасье прояснились. Он проковылял на корму ялика, к нему подошла мама и встала рядом. Обняла его за пояс, и они вместе оглянулись на Дун-Каррег.
На каменных стенах блестели первые лучи солнца, а кое-где в бледно-голубое небо поднимались темные струи дыма.
«Там папа… И Кивэн…»
Парень сглотнул комок в горле, и на глазах наконец выступили слезы. Пришлось хвататься за борт рыбацкой лодки, чтобы хотя бы руки не дрожали от горя.
– Бан, мне нужно кое о чем с тобой поговорить. Кое-что тебе рассказать, – прошептала мама ему на ухо. Он посмотрел на нее сверху вниз, и в этот миг она показалась гораздо старше, гораздо утомленнее всевозможными заботами.
– Да, мам, – сказал он, и голос предательски дрогнул. – Только не сейчас. Чуть погодя, но не сейчас.
– Ладно, – кивнула она, и, похоже, с некоторым облегчением. – Чуть погодя так чуть погодя.
И вот они стояли, обнимая друг друга, и глядели на Дун-Каррег, а тот становился все меньше и меньше, пока совсем не растаял вдали. Корбан ни на секунду не сомневался, что с этого мгновения ничего уже не будет прежним. Его жизнь изменилась – бесповоротно и навсегда.