Корбан торопливо опустился на колени, лег ничком и перегнулся через край колодца, так что маме пришлось присесть на корточки и взять сына за ноги, чтобы не свалился. С секунду пошарил рукой, затем нашел выемку с холодной ручкой внутри и повернул засов. Из-за крышки послышалось шипение, затем раздался щелчок, а затем все в один голос ахнули: в стене колодца проступила дверь.
Корбан вскочил на ноги и не смог удержаться от улыбки – с таким уморительным видом все таращились на него, разинув рты. Он подошел к каменной двери и широко распахнул ее, скрипнув петлями.
– Постой-ка, – сказал Галион. – Об этом еще кто-нибудь знает?
Корбан пожал плечами и поморщился от острой боли.
– Никто из тех, кого я знаю.
«Кроме Кивэн».
– Об этом знает мой отец. И, может быть, еще один или два человека в его имении, – раздался голос и вперед выступил Вонн. – По крайней мере, насколько я знаю.
– Как можно доверять
Вонн с вызовом посмотрел на него.
– Верно, мой отец оказался предателем. Но не я. Я принес присягу Бренину и всему Ардану. Я не поступлюсь всем этим так же легко, как отец… – он прервался, его голос почти надломился. – А еще сегодня ночью я кое-кого потерял. Кого-то, кто был мне очень дорог. – Он с дерзким видом огляделся вокруг. – С этой ночи моя верность более не принадлежит отцу.
Галион смерил его долгим пристальным взглядом, затем кивнул:
– Идем с нами. Но знай: за тобой будут наблюдать, и, если окажется, что ты нам солгал, ты умрешь.
Вонн кивнул в знак согласия, и они начали по очереди проходить через каменный дверной проем; Корбан увидел, как мама занесла ногу над порогом, а затем остановилась.
– Кивэн, – прошептала она. – Не могу я ее оставить. Я должна вернуться.
– Я вернусь за ней, как только вы с Баном будете далеко отсюда, – сказал Гар. – Подумай, Гвенит. Нельзя тебе туда возвращаться. – Его взгляд метнулся на Корбана, затем снова на Гвенит. А она так и стояла, дрожа, и вот на глаза ее навернулись первые слезы.
– Я должна, – снова прошептала она.
– Тебе ее не найти, – донесся голос последнего из тех, кто прошел через открытую дверь. Это был Мэррок. – Я видел, как она…
– Где? – перебила Гвенит. – Когда?
– Я видел, как она
– Что? – опешила Гвенит. – Не понимаю!
– Она сражалась с Коналлом. – Мэррок посмотрел на Галиона, который обернулся при упоминании своего брата.
– С Коналлом, говоришь? – резко переспросил он.
– Да. Он был среди тех, кто участвовал в измене Эвниса и помогал ему отпереть ворота, – бросил Мэррок. – Там были воины в черном, вроде Сумура, и Кивэн метала в них ножи. Коналл пытался ей помешать. Вот они вдвоем и упали. – Он покачал головой.
Гвенит всхлипнула, содрогнувшись всем телом, и свернула в темноту подземного хода; Гар последовал за ней. Мэррок посмотрел на Корбана.
– Еще не одному из нас эта ночь принесет скорбь.
Корбан не смог вымолвить ни слова – на него внезапно навалилась тошнота и усталость.
– Идемте, надо уходить, – сказал Галион, превозмогая собственное горе, и Корбан затворил каменную дверь.
Путешествие по туннелям прошло для Корбана в каком-то оцепенении: его преследовали воспоминания о Кивэн, словно сестра прямо сейчас шла рядом с ним.
В конце концов они вышли в широкую круглую комнату – ту самую, в которой Корбан когда-то был. Туша змея была по-прежнему на месте, хотя по сравнению с прошлым разом разложилась еще сильнее. Кожа свисала лоскутами, из-под нее поблескивали обнажившиеся позвонки. Картину довершало ужасающее зловоние.
Их вереница остановилась поглазеть на чудовище.
– Сколько еще? – спросил Галион у Корбана.
– Здесь сложно измерить время, – сказал Корбан, – но, по-моему, мы где-то на полпути до конца.
– А-а, – проворчал Галион. – А что потом? Куда ведет этот ход?
– В пещеру, которая выходит на взморье.
Галион удивленно огляделся.
– Как так вышло, что никто не нашел этого места раньше?
– Вход скрывали чары. Я нашел его чисто случайно.
– Веди нас.
Так Корбан и сделал.
Долгое время они шли по ходам с высокими потолками, а впереди, как и позади, неизменно царил беспросветный мрак. Поначалу все молчали: всех лишил дара речи ужас пережитой ночи, а также явное изумление – как-никак, подземелья, по которым они шли, лежали глубоко под их домами и притом скрывались от постороннего глаза уже немереное количество веков. Постепенно, однако, тишина стала сходить на нет, люди принялись вполголоса шушукаться друг с другом.
Корбан с Грозой, которая мягко ступала рядом, оставались во главе шествия и уводили народ все ниже и ниже в глубины скалистого мыса. Он вдруг понял, что кто-то вот уже некоторое время идет рядом с ним. Это была мама. Не говоря ни слова, она потянулась и взяла его за руку. Так они шли еще долгое время, спускаясь все глубже в недра холма.