А вот случай, который Портнов передал мне так: «Сижу, – говорит, – я и наигрываю на гитаре, а сидевший тут перед тем мельник вышел из комнаты, а вслед за ним вскоре вышла и Елена Ефимовна (моя жена), и только что затворилась за ней дверь, как я услышал откуда-то как бы издалека, глухой и протяжно-жалобный вопль. Голос же мне показался знакомый и, оторопев на мгновение от охватившего меня безотчетного ужаса, бросился за дверь и в сенях увидел буквально огненный столб, посреди которого вся объятая пламенем стояла Елена Ефимовна – на ней горело платье снизу и огонь покрывал ее почти всю. Разом соображаю, что огонь не сильный, так как платье на ней тоненькое, легкое, кидаюсь тушить руками, но в то же время чувствую, что их страшно жжет, как будто они прилипают к горящей смоле; раздается какой-то треск и шум из-под пола и весь он в это время сильно колеблется и сотрясается. Прибежал со двора на помощь мельник, и мы вдвоем внесли на руках пострадавшую в обгорелом платье и без чувств.
Жена же рассказала следующее. Только что вышла она за дверь в сени, как под ней вдруг затрясся весь пол, раздался оглушительный шум, и в то же время из-под пола с треском вылетела точно такая же синеватая искра, какую мы прежде видели вылетевшую из-под умывального шкафика, и только что успела она вскрикнуть от испуга, как внезапно очутилась вся в огне и потеряла память. При этом весьма замечательно то, что сама она не получила ни малейшего ожога, тогда как бывшее на ней тоненькое жигонетовое платье кругом обгорело выше колен, а на ногах не оказалось ни одного обожженного пятнышка.
Мельник передал мне так: выйдя из комнаты, он направился через сад во флигель и, не доходя до него, услышал позади себя сначала шум, а потом крик и, оглянувшись, увидел, что в сенях горит. Он до того испугался, что ноги у него подкосились, и он едва был в силах добежать на помощь.
Что же, действительно, оставалось делать? Передо мною был с искалеченными руками Портнов, обгорелое платье, на тонкой материи которого не было ни малейшего следа какого-либо горючего материала. Ясно, что оставалось бежать! Это мы и сделали в тот же день, переехавши в соседний поселок в квартиру казака, где и прожили все время половодия без всяких уже тревог. Не было никакого повторения и по возвращении нашем в дом, который я, однако, тем же летом распорядился сломать, благо и раньше этого я думал перенестись из своей усадьбы на другое место, но вероятно прособирался бы еще год – другой, эта же катастрофа заставила ускорить исполнение моего желания.
Так тем и закончились эти явления и никогда более не возобновлялись; да мы, признаться, избегали даже говорить об этом между собой, как от тяжелого впечатления, оставленного этими явлениями, доводившими нас даже до опасения за наше существование, так и от неприятностей, вынесенных нами от клеветы и пересудов.
Забыл еще в своем месте упомянуть о том, что было два случая видеть так называемую теперь материализацию (тогда же просто мы называли диаволъским (sic) наваждением).
Так, в первый раз жена видела в окне снаружи нежную розовую, как бы детскую, ручку с прозрачными светящимися ногтями, которыми она и барабанила в стекло. Потом в том же окне видела два какого-то темного цвета живых существа вроде пиявок, которые и напугали ее до обморока. А другой раз я уже сам, будучи один в доме и добиваясь несколько часов подсмотреть, кто и как (не жена ли сама, притворяясь спящею) барабанит по полу в ее спальне, несколько раз незаметно подкрадывался к дверям спальни, где стуки по полу шли непрерывно, но каждый раз, лишь только я чуть-чуть заглядывал в спальню, звуки приостанавливались и тотчас же возобновлялись снова, когда я отходил или отводил только глаза от внутренности спальни, как будто дразнили меня.