Меня судили за убийство, просто потому, что не могли осудить за что-то другое. Вопреки угрозам генерала, он не отдал меня под трибунал. А я все еще не призналась, что держала в руках документы, способные скомпрометировать многих. Слушание проходило в небольшом тесном помещении здания Министерства юстиции, присутствовали лишь стороны обвинения, защиты, судья, невысокий толстяк из гражданских и
В пользу обвинения были высокий статус жениха, моя прервавшаяся беременность, которая, очевидно (для всех) и послужила поводом для ссоры, отказ жениться и в итоге, труп несчастного юноши, который виновен лишь в том, что сделал ошибку, выбрав не ту женщину, значительно ниже себя по статусу.
В пользу защиты… Мои заслуги перед Союзом, спасение «Бесстрашного» от пиратов, уничтожение нескольких вражеских истребителей, что, по мнению того же обвинения, говорило лишь о моей склонной к насилию натуре. Отстранившись от всего происходящего, лишь изредка вычленяя из потока речи некоторые слова, я лишь поражалась иронии судьбы. Уничтожь я крейсер, которым командовал Рейн, я была бы героем. Вряд ли кто-то смог предъявить мне какие-то претензии. Может быть, после меня бы и упокоили тихо, по-местному. Но это избавило бы меня от этого театра абсурда.
В качестве свидетелей и с той и с другой стороны был вызван мой экипаж. И каждое слово моих бывших коллег могло истолковываться двояко. Убивала! Значит, способна на это! Воевала! Спасала жизни! Рисковала собственной. А, значит, неспособна убить любимого мужчину. В разгар всего этого мне хотелось подняться и крикнуть, что я виновна, оставьте меня в покое. Рассказать все, что удалось узнать, признаться в том, о чем меня допрашивал с таким пристрастием Росс. Интересно, сколь долго после этого проживут присутствующие здесь люди? Или их смерть тоже окажется на моей совести? Вспомнила, как еще в первый раз, в припадке боли кричала генералу, что моя смерть ничего не решит. Хотя и он, и я прекрасно знали, что она как раз может решить многое. Им нужна правда, но, скорее всего, после вмешательства адвоката им придется действовать осторожнее. Если меня приговорят к смерти, это избавит их от многих проблем. А если нет? Если генерал подозревает, что диск спрятан у кого-то, кому я могу доверять? И в случае моей смерти информация будет распространена? Я этого ему никогда не говорила, исправно играя роль непосвященной. Для меня это так важно? Не знаю. Я уже ничего не знаю. Я просто давала адвокату отрабатывать свой гонорар. И, судя по всему, гонорар немалый.
— … к смертной казни посредством ввода в организм приговоренной раствора ядов. Напоминаю, — заунывным голосом продолжил судья, — что правосудие Межпланетного Союза основано на гуманности и человеколюбии. Каждый может совершить ошибку. И справедливый приговор лишь помогает ее искупить!
Все встали, провожая «его честь» судью Клемента. После вынесения приговора я даже не пыталась собраться с мыслями. Застыв мраморным изваянием рядом с суетящимся и что-то кому-то доказывавшим адвокатом, метром Ивом, я лишь чувствовала, как люди проходят мимо меня, удаляясь из зала. Почему-то я сразу почувствовала приближение Адриана. Не поднимая головы, так же отрешенно смотря перед собой, я услышала его слова:
— Это еще не конец! — он вышел последним, после того, как двое охранников, сковав мне руки за спиной уже знакомым пластиком, вывели из зала. Я чувствовала его взгляд, давящий мне в спину, и думала, что, наверное, была ужасным существом, если единственный человек, который попытался меня поддержать, искренне меня ненавидел.