Злое небо

Почему в Союзе не применяют расстрел? Не используют газовую камеру или гильотину? Наше справедливое правосудие никак не может понять, что самая гуманная казнь, дошедшая до нас из глубины веков ни хрена ни гуманна?

Я никак не могла справиться с дрожью. Нельзя, чтобы другие видели как мне плохо и страшно. Иначе решат, что я слаба.

Зрителей заслонила фигура в белом. Мне продезинфицировали кожу на сгибе локтя и ввели иглу. Пришлось подавить нервный смешок. Боятся заразить? Похвально.

— Вы сейчас расслабитесь и ничего не почувствуете. А потом просто уснете, — было видно, что доктор по-своему сопереживал своим клиентам. Жаль, что наше знакомство оказалось столь коротким. В такое трудное время встретить понимающего и сочувствующего человека большая редкость и удача.

Я закрыла глаза, не желая снова видеть лица зрителей, снующего туда-сюда доктора, отрешиться от острых запахов растворов. Когда почувствовала, как вокруг меня сгущается тишина, приоткрыла веки. Хотя, чего мне боятся? Нового приговора? Более изощренного способа умереть?

Врач стоял у изголовья, не решаясь пустить состав по капельнице. Он смотрел куда-то в сторону, и я проследила за его взглядом. В проеме двери, отделявшем комнату, где я находилась от группы лиц, призванных подтвердить мою смерть, стоял Адриан. Резкие слова, которыми он обменивался с кем-то из группы, сопровождал надменный взгляд. Он не привык получать отказ, не привык отступать. Старший Вилард слегка повернул голову в мою сторону и одними губами произнес слово, от которого я похолодела.

— Помилование!

Я всегда знала, что от такого как он избавиться будет не так просто. Вот только он не понимал, что для такой как я помилование невозможно.

22

Четыре месяца назад

Я ждала, сама не знаю чего. Прошло четыре дня с момента вынесение приговора, и три с тех пор, как Адриан прервал казнь, добившись помилования. Нет, разумеется, свободы мне это не гарантировало. Более того, я прекрасно понимала, что Адриан не остановится ни перед чем, чтобы узнать правду. В тюрьме я ее сообщать не торопилась. Значит, единственным способом для него было вытащить меня отсюда. А потом… кто знает, на что еще способен этот человек. Помилование? А оно того стоит?

Сны… мне снились сны. Можно ли их назвать кошмаром? Наверное. Мне никогда не снился день, когда я убила Рейна. Я не видела во сне, как я стреляю ему прямо в сердце, и он умирает на моих руках, как я теряю единственное, что нас связывало к тому времени. Я… Все было намного хуже. Я видела себя, и его. Нас, вместе, счастливых, преисполненных надеждой и верой в наше будущее. Я чувствовала его поцелуи и объятия, и моя кожа горела от желания еще большего наслаждения. Я сходила с ума.

На пятый день ранним утром открылась решетка, и меня вывели из камеры. Я знала, что сюда я больше никогда не вернусь. Что отныне моя жизнь кончена. И даже если я буду все еще дышать, видеть, слышать, существовать, это уже не будет иметь никакого значения.

Это была она! Он не ожидал увидеть ее настолько близко. Между ними была лишь тонкая решетка, отделявшая преступницу от брата ее жертвы. Она двигалась по коридору, не замечая ничего вокруг. Ей пришлось задержаться на несколько секунд, пока охранник открыл дверь и впустил ее в другой коридор, приближавший ее к конечной цели. Там ее ожидал корабль, готовый увезти в далекую ссылку. Там, ее не достанут ни враги, ни друзья. Там у нее будет шанс выжить.

На миг она подняла глаза и их взгляды встретились. Его, слегка вызывающий, будто спрашивающий, «и что ты теперь будешь делать? Как долго станешь сопротивляться тому, кто спас тебе жизнь?» И ее, равнодушный, полностью лишенный жизни, и надежды. Она пока не знает, что у нее есть шанс. Он все сделал для того, чтобы у нее был этот шанс. А она, едва мазнула взглядом по его лицу и отвернулась, будто он был лишь пылью под ее ногами. Она! Та, ради которой он пошел на многое!

Его обуяла злость и обида. Эта женщина, единственная, кто мог вызвать в нем гремучую смесь чувств. От бешеной страсти, до холодной ярости. Да как она смеет так с ним обращаться? После того, что он ради нее сделал, чем пожертвовал!

Он дождался, когда коридор опустеет и выбежал на ночную продуваемую резким ветром посадочную площадку, куда должны были привести нового и единственного пассажира. Но его ждало разочарование. Она исчезла…

— Где она? Куда вы ее отправили? — Адриан холодно взирал на собеседника. В его голосе было достаточно надменности и высокомерия, которое хозяин мог бы счесть спесью. Но у Виларда не было другого выхода. Он должен был показать им, что чего-то стоит. И с его мнением и интересами придется считаться.