Злое счастье

— И леди Хелит отдает ему себя, всю целиком и без остатка. Рассчитав точно и безошибочно и учтя ошибки своей матери. Она ведь не дура и умеет ждать. Она понимает, что оставаться в Лот-Алхави нельзя, тут легко могут разоблачить, а Мэй ни за что не заберет её в Приграничье, ибо понимает, что на войне женщине не место. В идеале следовало бы вернуться в Алатт, но он далеко от столицы. Естественно, что Хелит усиленно накручивает Рыжего: мол, государь испугается и решит убрать её с дороги. И тогда Мэй решает, что самым лучшим местом будет Галан Май. Сэнхан жизнь отдаст за брата, чтобы искупить свою воображаемую вину, он идеальный защитник и не вызывает у вас подозрений. Леди Хелит этот вариант вполне устраивает: столица рядом, будущий деверь надежен, как скала, а возлюбленный готов ради её прекрасных глаз и… других, не менее прекрасных частей тела, практически на все. Осталось только дождаться подходящего момента.

— И когда он, по-твоему, наступит?

— Когда угодно. Когда Мэй разобьет вигила Эйгена и вернется за любимой. А может быть, тогда, когда она понесет от Рыжего. Тот ведь не станет идти Финигасовой дорогой. Он ради своего сына сделает все что угодно. Разве не так?

Не врал ир'Брайн, и даже не чрезмерно преувеличивал. Альмару тяжело было вообразить, чего бы Мэй не совершил ради наследника или наследницы. Наверное, даже вырубил бы «Драконье око» из короны Повелителя Дэй'ном.

— Значит, ты полагаешь, что корень зла в леди Гвварин? Она и есть центр заговора?

— Государь мой Альмар, вспомни, чья кровь течет в её жилах? Ридвен Ястребицы! Той самой Ястребицы, о которой все поторопились забыть.

Ридвен вошла в историю не просто как женщина-воительница, современники не даром прозвали её «Королевой королей». Чтобы там не писали в хрониках, как бы потом не подделывались летописи, но факт оставался фактом: Эйрикелла возвела на трон Ридвен, так же, как потом она сделала королем Лларна, а потом свергла его ради своего сына. Ястребица всегда получала желаемое, манипулируя своими мужчинами лестью ли, мудростью или силой. Великая была женщина, может быть величайшая.

— Хелит — не Ридвен, и… в тебе говорит нелюбовь к Ллефел, — подметил Альмар.

Риадд говорил складно и логично, но куда королю девать память о захлестывающих с головой чувствах Хелит, когда она целовала Рыжего на лестнице возле Зеркального Зала? Коварные заговорщицы так не любят.

В пути вышла небольшая задержка. Как это всегда бывает, в самый неподходящий момент Сванни сломала подкову. Да так неудачно, что Мэю пришлось спешиться, пока кобыла не повредила копыто и не охромела. Удовольствие брести по разбитой мокрой после вчерашнего дождя дороге еще то, и совершенно на способствует улучшению настроения.

— Подвела ты меня, — ворчал Мэй, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы счистить налипшую на сапоги грязь. — Не могла подождать до Агасты. Где я тебе здесь найду кузнеца?

Сванни искренне стыдилась, но ничем помочь своему хозяину она не могла. Пешком до города два дня топать, а по пути все сплошь крошечные хутора и безымянные деревушки, где ни то, что кузнеца, — коновала стоящего не сыскать. Запасы терпения у Рыжего медленно, но уверенно истощались, по мере того как усиливался дождик. Под ногами чавкала грязь, кобыла покаянно плелась следом, одежда промокла насквозь, ныли старые переломы — дорожный набор неудачника налицо. Но Мэй не роптал понапрасну, искренне полагая, что раздражение не заслоняет от дождя, а бранными словами подкову не починит даже великий волшебник. Неволшебник, тем более.

Смирение почитается добродетелью поощряемой богами лишь у нэсс, но видимо принцип сработал и с униэн. Лесная дорога вывела Мэя прямиком к стоянке бродячих нэсс. Издалека он разглядел бурые палатки и столбы дыма от костров. Три фургона, повозка с большой клеткой, восемь лошадей, целая свора собак — не исключено, что настоящий бродячий балаган. Если так — то Мэй мог считать, что ему повезло. У бродячих всегда найдется походный кузнечный инструмент. В клетке спал упитанный черный медведь, даже ухом не поведший, когда шавки подняли лай на пришлого униэн. Женщины вертелись возле котлов с готовящимся ужином, мужчины грелись возле костров, а у детишек, от мала до велика, нашлось отличное развлечение. Они бросались грязью и камнями в двуногое существо, привязанное цепью к стволу бетаньи. Существо как могло, отбивалось, отвечая мучителям тем же: швыряло в них камни, кстати, весьма метко, а так же заковыристо бранилось на нескольких языках.

Сначала Мэй просто не поверил своим глазам и ушам, но, подойдя ближе, убедился в том, что не ошибся. Существо оказалось — дэй'ном. А если говорить точнее, то на цепи сидел беловолосый и красноглазый дэй'о. Совсем молодой, почти мальчишка. Снежно-белые волосы не стали срезать по той же причине, отчего бродячие нэсс не постригли своего медведя, или не побрили бородатую женщину. Признак уродства, за который зрители платят деньги. Белые брови и ресницы, серая от холода, не поддающаяся загару кожа, красные, как у лютого зверя, глазищи, пылающие гневом.