Злой

— Вы, граждане, должны ответить за этот скандал! Люди с билетами не могут пройти! Что здесь творится?

Меринос выбрался из развалин на углу Лазенковской и Розбрата и побежал, спотыкаясь о кучи разбросанного кирпича. Оглянулся назад, но погони не заметил. Его сердце билось где-то в горле, страх парализовал все мысли. Он боялся белых глаз, ничего больше, кроме белых глаз, имеющих над ним непонятную власть, способных вызывать в нём эту жуткую тревогу. Бежал всё дальше, но через минуту замедлил шаг, остановился. Сквозь удушающий страх стала пробиваться мысль, гениальная, безумная идея. Нельзя терять ни минуты!

Филипп Меринос сделал два робких шага к высокой, ещё не разрушенной стене и вскочил на неё. Под ним бушевало море голов. Он постоял с минуту, как одинокий олень на крутом берегу. Слева, в толчее, он заметил, как кто-то расталкивал толпу: словно волнистый след винта за кормой корабля, тянулась за ним погоня. Усмехнувшись, Филипп Меринос, подумал: «Что ж, буду рисковать до конца. Этот мой недостаток неизлечим». Он почувствовал, как страх сливается в нём с чем-то более сильным, с жаждой победы — любой ценой, пусть даже с помощью самых отвратительных средств. Убеждённый, что ЗЛОЙ заметил его, он выбежал на улицу Розбрат и остановился: здесь было полно людей, но давили меньше. Меринос понёсся к просветам между жилыми домами, расталкивая всех, кто попадался на пути. Его сопровождали возмущённые возгласы, перераставшие в угрозы; за ним гнались двое. Меринос вскочил в узкую аллейку, быстро открыл дверцу автомашины и сел за руль. Достаточно было одного скупого движения, чтобы безотказный мотор «гумбера» откликнулся тихим урчанием. Не слишком быстро, бесшумно оливковое авто двинулось вперёд, в проходной двор. Позади остановились, широко расставив ноги, двое.

— Шеф! — крикнул Генек Шмигло, — сюда! — Одним прыжком он очутился возле «Варшавы», стоявшей неподалёку, в аллейке, сел в неё и нажал на стартёр. Почти на месте развернул её и направил в проход между двумя улицами. ЗЛОЙ открыл на ходу дверцу, вскочил в машину и сел рядом с Генеком. В умелых руках Шмигло массивная «Варшава» становилась удивительно послушной, как верная гончая, не колеблясь, направилась она по следу. Ветер, вздымавший тучи пыли, снова закружил по вымощенной булыжником Фабричной улице.

— Он должен повернуть туда! — выкрикнул Генек, и «Варшава» понеслась так, будто на серой от пыли проезжей части улицы остался свежий след от оливкового «гумбера». Подъезжая к центральному парку, Шмигло и ЗЛОЙ разглядели в пыли оливковый лимузин, свернувший на Княжью.

— А-а-а, — восторженно шептал Генек, — сейчас посоревнуемся…

…Почти в тот же миг опомнился Лёва Зильберштейн.

— Что случилось? — испуганно спросил он.

— Пока ничего, — прошептал сквозь сжатые зубы Меринос, — за нами гонится ЗЛОЙ.

— Что? — простонал Лёва, наклонившись с заднего сиденья к Мериносу, ведшему машину.

— Лёва, — глухо произнёс Меринос, — сейчас будет разыграна самая сложная партия. Если удастся, то… — Меринос не закончил фразу, сосредоточился, ещё ниже склонился над рулём и красивым виражом обогнул угол Княжьей улицы, трудное место для водителей. — Во всяком случае, Лёва, — добавил он с запоздалой сердечностью, — мы вместе сидим в этой машине. Мы связаны на жизнь и на смерть. Ты понимаешь, Лёва?..

— А где Роберт? — дрожащим голосом спросил Зильберштейн.

— Остался, — угрюмо буркнул Меринос, — кажется, ему хорошо перепало…

— …он едет быстрее, — сказал Генек, — на шоссе «гумбер» меня всегда обгонит. А в городе? Может, всё-таки я его припру к стенке…

— Только бы ты к нему подлетел, — сказал ЗЛОЙ, — я попытаюсь перескочить.

Генек мимолётно, сбоку взглянул на лицо ЗЛОГО, и хотя это было лицо друга, его охватил ужас.

…На углу Иерусалимских Аллей и улицы Нови Свят испортились уличные светофоры. На перекрёстке трамвайных путей, на высокой цилиндрической площадке стоял милиционер-регулировщик; в мглистом тумане пыли, закрывающем перспективу улицы и машины, мигал на широком, покрытом белым лаком щитке невыразительный красный кружочек. Движение здесь было небольшим, как обычно в воскресенье, после полудня, и «гумбер» проскочил в последний момент, когда милиционер уже поднимал белый знак с красным кружком, запрещая проезд. Меринос повернул налево, прибавил газу, затем ещё раз свернул влево, на Братскую, описав большой крут около огромных серых домов, где размещались министерства и банки.

— Туда! — крикнул ЗЛОЙ, указывая на лимузин, свернувший на Братскую.

И снова Генек Шмигло показал, на что он способен в такие минуты: мгновенно откинулся назад, взглянул на улицу, виртуозно развернул машину и помчался к площади Трёх Крестов.

— Перережем ему путь! Обязательно! — прошипел он, бледнея от напряжения.

Когда они выехали на развилку дорог, оливкового «гумбера» нигде не было видно…

…«Гумбер» стоял, хитро притаившись, между громадными корпусами министерств на улице Журавьей.