Время идет и вместе с ним уходит боль. Когда он в очередной раз поднимается на поверхность, чтобы увидеть надпись на корпусе шаттла, к нему приходит первое явственное ощущение настоящего мира. Он слышит, как мимо проезжают машины и чувствует запах выхлопных газов, которые попадают в палату через окно. Где-то справа захлопнулась дверь, оборвав бубнёж телевизора. Ветер трогает волосы и убегает из комнаты прочь. Реальность пахнет цветами. Иногда это тюльпаны, иногда васильки, но чаще всего сирень, мандарин, мята и сера. Рядом колышутся шторы, такие чистые и свежие, что кажутся листами белой бумаги. На тумбочке стоит ваза с цветами. Сегодня пионы.
Хочется пить.
Жажда невыносима. Она вытесняет собой все другое. Кажется, нет ничего более важного, чем выпить стакан чистой, холодной воды.
– Пить, – шепчет Иван.
В комнате только цветы.
– Пить!
Тело тяжелое и чужое.
– Пить!!
Хлопает дверь.
– Пить. Дайте воды.
– Вам нельзя.
– Дайте пить!
– Успокойтесь. Я должен сделать укол.
– Пожалуйста. Люди!
– Черт, не стойте столбом. Держите его.
– ПИТЬ. ДАЙТЕ ВОДЫ.
Иван бьет врача ногой в живот, и тот отлетает к окну, опрокидывая вазу. Она разбивается, и цветы шелестят, разлетаясь по полу. Этот звук сводит с ума. Комната вертится вокруг неподвижного потолка, стены тянутся вверх. Иван соскальзывает с края кровати и падает в океан.
2
Ваза вновь стоит у окна. Сегодня кто-то принес олеандры.
Цветы клонятся вниз и теряются среди листьев. Розовый, голубой и зеленый медленно превращаются в черный. Некогда пышный букет теперь увядает.
В банке колы на подоконнике потрескивают пузыри, капли влаги ползут по жестянке и падают на пол. Этот звук раздражает. Он слишком громкий.
– Пить, – шепчет Иван. Голос сухой, как песок, гуляющий по пустыне.
Чья-то тень нависает над ним. Незнакомая девушка помогает ему поднять голову с подушки и дает сделать несколько мелких глотков газировки. Это так хорошо, что ему хочется плакать. Сладко! Так сладко! В мире, в котором существует холодная кола, не может быть боли. Он закашлялся, поперхнувшись пузырьками углекислого газа.
– Много нельзя.
– Цветы больше не пахнут.
– Они неживые.
– Вчера были пионы.
– Уже осень, любимый.
Незнакомка берет его руку в свою.
Ветер играет со шторой: прилив и отлив. Ткань поднимается вверх и опускается вниз, словно дышит. Сквозь щели в окне гудят сквозняки. Они шепчут ему: Влневует… Влневует…
– Я так долго ждала тебя, Ваня.
Он взглянул на нее.
Девушка была худа и держалась немного сутуловато. Её большие зеленые глаза внимательно следили за Иваном и в этом ясном, откровенном взоре, чувствовалось что-то отталкивающее. Внешне спокойная, она казалась другой: порывистой, нервной. У нее были длинные руки и ноги, тонкие губы и неприметная грудь.
– Что-то не так?
Незнакомка гладит Ивана вдоль линии жизни на левой руке. Острые ногти, покрытые лаком черного цвета, оставляют тонкие борозды на коже, будто шрамы от лезвия бритвы. Еще немного и ласка превратиться в настоящую пытку. Боль вызывает в нем чувство тревоги.
Иван хватает девушку за запястье.
– Отпусти.
– Кто ты такая?
– Мне больно. Успокойся, любимый.
– Перестань меня так называть.
– Иван, отпусти мою руку.
Они смотрят друг другу в глаза. Девушка придвигается ближе, и он чувствует ее дыхание у себя на лице. Край легкой блузки отошел вниз, обнажив маленькую грудь с большими темными сосками.
– Когда ты спишь, то укрываешься одеялом с головой, как ребенок. Иногда с включенным светом, а бывает, не можешь уснуть до тех пор, пока не проверишь все замки в доме, окна, розетки, краны и телефоны.
Он выпустил ее руку и прошептал:
– Дерьмо. Все это дерьмо.
– Тебе не смешно? Ты всегда смеялся, когда я пыталась говорить с тобой о серьезных вещах. Ты улыбался этой своей дурацкой полуулыбкой, от которой у тебя торчит один зуб над нижней губой.
– Кто ты?
– Ваня, мой милый… – она протянула руку к нему, едва не коснулась лица, но Иван отпрянул, вжавшись в изголовье кровати. И этим будто ударил её. Она вздрогнула и разрыдалась.
Смотреть неприятно.
Он отвернулся к окну.
Маленькое облако медленно уползает за крышу. Ему хорошо не быть человеком. Никогда не чувствовать себя идиотом. Мир, готовый, придуманный, сделанный другими людьми, выглядит как дурдом. Иван не просто забыл свою прежнюю жизнь, он ощущает, что должен бы её помнить, и находит свою забывчивость странной. Будто кто-то чужой сознательно вырезал воспоминания о каких-то событиях и оставил ему только смутный намек на былое: ваза полна мертвых цветов.
3
Врач внимательно следит за Иваном.
Примерная схема беседы и перечень возможных вопросов никогда не меняются. Все начинается с даты и времени года. Они проверяют реальность на достоверность. Затем следуют расспросы о месте и людях, которые окружают Ивана. Если он не в состоянии ответить правильно, врач попросит его идентифицировать себя самого.
– При полном отсутствии воспоминаний о недавних событиях, ваша память сохранила болезненные эпизоды, связанные с пребыванием в хранилище данных Владивосток номер 5.