Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…

Велосипед лег на куст смородины.

А я, выравнивая дыхание и расслабляя ответственные за силовой захват мускулы, двинулся через сад к шаху и мату.

У меня за спиной упало яблоко.

Но я за эти дни привык не оборачиваться на подобный звук.

Пусть бы разом на землю рухнул весь садоградский урожай, я бы все равно подкрался скрытно к шахматному столику.

Но за доской напрягал ум и зрение лишь док.

– Где, блин, Самсонов?

Рявкать так рявкать.

– Я спрашиваю по-хорошему: где монстр?

– Денис, а нельзя на полтона ниже?

– Извините, Олег Иннокентьевич, – азарт охотника.

– И не надо подозревать ни в чем не повинного дантиста. Он просто устраивает ученым импотентам релаксацию.

– Видел я эту, как вы изволили выразиться, – релаксацию. Кромсать живого кроля на составные части!

– Кролики плодятся быстро.

Главный врач взял африканскую черную пешку белой идольной ладьей.

– И рожают без мук и терзаний совести.

– Док, в гробу я видел и кроликов, и крольчат, и кролих!

– Крольчих.

– Крольчушек и прочих свиней!

– Денис, я по неосторожности проговорился Самсонову по телефону, что вы желаете присутствовать на нашей очной партии.

– Олег Иннокентьевич!

– Разумется, Самсонов перенес матч на следующую неделю.

– Олег Иннокентьевич!

– Денис, я сорок восемь лет Олег Иннокеетьевич Расмус и пока не собираюсь менять ни имя, ни отчество, ни фамилию.

– Я так рассчитывал на эту партию!..

– Денис, вы понимаете, Самсонов узнал от одного из приближенных о вашем пребывании у пещеры Смерти…

– Нет, надо стукачу все ненужное хозяйство вырвать с корнем!

– Зачем портить здоровье себе и другим?

– Док, мне выкидыш не грозит и преждевременные роды – тоже. И даже кесарево сечение.

– Денис, вы можете выслушать меня без истерики?

– Валяйте. Теперь все равно: фактор внезапности утрачен. Самсонов навострит лыжи.

– Да говорю же вам, не грешите на дантиста! Он просил, чтобы я передал вам два устных сообщения.

– Всего два?

– Ничего – их вам с лихвой хватит.

– О первом я и сам догадываюсь: Самсонов просит не считать его садоградским оплодотворителем.

– Верно.

– А второе – что я хреновый шахматист.

– Шахматист вы действительно авантюрно-эпилептоидного склада.

– Какого склада?

– Уточните диагноз у Нинели Осиповны.

Док теперь сыграл за черных.

Вздыбленный носорог бросился на курчавого ферзя.

– Самсонов просил обязательно сказать вам, что мой предшественник…

– Который утопленник?

– Да, мой предшественник входил в секту, организованную Самсоновым с первых дней воцарения импотенции.

– И что мне это дает?

Я задал вопрос себе, доку и фотоаппарату.

Может быть, гарант Конституции ответил бы первым, но Кремль далековато расположен от коттеджа Олега Иннокентьевича Расмуса.

За президента любезно ответил док:

– Интуиция и долгая акушерская практика наталкивает на мысль, что это напрямую связано с пропавшим дневником.

– Док, я болван.

– Не всегда.

– Нет, полный болван.

– Я думаю, Денис, вам надо поторапливаться.

– Олег Иннокентьевич, ради всего святого, дайте мне фонарик.

– Хоть два.

Главврач принес пару отличных мощных фонарей с идеальными отражателями.

– Африканская привычка держать запасной свет дома.

Нет, не поменяет док идольные шахматы на псевдорусские, ни за что не поменяет.

– Олег Иннокентьевич, а вы подарите кремлевские фигуры Самсонову!

– Прекрасная идея.

– Только после того, как я найду дневник…

Глава 5 Установочные данные

Я обследовал всю пещеру – безрезультатно.

Я клял медицинскими терминами и дока, и Самсонова.

Так лажануться на ровном месте…

На акулий зуб не поддался.

Список Клуба Веселых Арбалетчиков проигнорировал.

Яблоки, пронзенные стрелами, почти не заметил.

А вот на дневник попался.

Сейчас Самсонов получает кайф от того, что провел глупую и никчемную ищейку.

Но я не мог вернуться к генералу с пустыми руками.

Не мог.

А вдруг Самсонов реально захотел помочь…

Вдруг он кровно заинтересован в том, чтобы перевести стрелки на монстра.

В прямом и переносном смысле – кровно…

И я нашел дневник утопленника.

Прикинув, что сектанты пробовали разные точки для отправления ритуала, я тщательно проверил тропу от пещеры Смерти до муравейника.

Тревожил валежины.

Проверял на закладку пни.

Методично переворачивал каменюги.

И вот под замшелым валуном я обнаружил тетрадь – надежно упакованную в прозрачную водонепроницаемую пленку.

На упаковке сохранились мазки крови.

Видно, утопленник прятал дневник сразу после жертвоприношения.

Пролистать толстую тетрадь до последней заполненной страницы хватило минуты.

В сумеречной закатной агонии утомленного за день светила.

Под заунывный писк одинокого комара.

Я узрел имя, отчество и фамилию монстра.

Конечно, я знал эту хитроумную тварь.

Знал!

Знал!

Знал!

И при том – с самого первого дня садоградской эпопеи.

А дальше трудночитаемым врачебным почерком, более мелким, чем у дока, – перечисление ученых степеней, прошлых должностей и званий монстра.

С развернутой библиографией его трудов.

Несомненно – гений своего направления.

Конечно, Зинаида упомянула среди гостей монстра, и я бы вычислил гада и сам, и еще до ночи.

Но вопрос, как он все это проделывает, так и остался открытым.