Злой гений Нью-Йорка

— Было бы неплохо, если бы вы рассказали нам все, что знаете, пока мы ждем доктора Дорема. Быть может, поднимемся наверх?

Бэрк остался в стрелковом клубе, а мы прошли в библиотеку.

— Боюсь, что мало чего смогу вам рассказать, — начал профессор, устраиваясь в кресле и доставая свою трубку.

В его поведении сквозили нарочитая сдержанность и какая-то отстраненность. Казалось, он не был расположен к беседе с нами.

— Парди появился здесь вчера вечером после ужина, якобы для того, чтобы поговорить с Арнессоном, но, возможно, на самом деле ему хотелось повидаться с Белль. Она, однако, отговорилась тем, что у нее сильно болит голова, и легла спать. Парди же оставался у нас примерно до половины двенадцатого. Потом он ушел, и больше я его не видел, пока Пайн не сообщил мне об этом ужасном известии сегодня утром.

— Но если, — перебил его Вэнс, — мистер Парди пришел повидать вашу племянницу, как вы объясните то, что он оставался у вас и после того, как Белль ушла к себе?

— Я этого никак не объясню, — растерянно ответил старик. — При взгляде на него, у меня создалось впечатление, что он что-то задумал и ему очень хочется с кем-то поговорить. Скажу прямо, мне пришлось непрозрачно намекнуть ему, что я устал, после чего он собрался уходить.

— А где был вечером мистер Арнессон?

— Здесь. Он принимал участие в нашей беседе примерно час, после того как Белль ушла к себе. Он весь день занимался делом Драккера и совсем вымотался.

— В котором часу это было?

— Около половины одиннадцатого.

— Значит, вы утверждаете, — продолжал Вэнс, — что мистер Парди произвел на вас впечатление человека, находящегося в состоянии стресса?

— Не то чтобы стресса. — Профессор нахмурился и закурил трубку. — Он выглядел подавленным и очень унылым.

— Вам не показалось, что он чего-то боялся?

— Нет, совсем не это. Скорее всего, его терзала какая-то печаль и он никак не мог от нее избавиться.

— Когда он уходил, вы спустились вниз вместе с ним? Вы видели, куда он направился?

— Нет. Мы всегда относились к Парди по-свойски. Он попрощался и вышел из комнаты. Я был уверен, что он пошел к парадной двери и вышел на улицу.

— Вы сразу же отправились к себе?

— Минут через десять — я остался, чтобы привести в порядок бумаги, с которыми работал.

Вэнс погрузился в молчание — что-то его в этом эпизоде сильно озадачило. Допрос продолжил Маркхэм.

— Полагаю, — начал он, — что бесполезно спрашивать вас, слышали ли вы прошлой ночью звук, похожий на выстрел.

— Все было тихо, — ответил профессор. — В любом случае звук из стрелкового клуба сюда бы не дошел. Два марша ступеней, большой холл и проход на первом этаже плюс три тяжелых двери. Ко всему в этом доме очень толстые и прочные стены.

— И никто снаружи, — добавил Вэнс, — также не услышал бы выстрела, потому как окна в стрелковом клубе были закрыты и зашторены.

Профессор кивнул и смерил его испытующим взглядом:

— Совершенно верно. Я вижу, что вы тоже заметили это обстоятельство. Мне не совсем понятно, зачем Парди понадобилось закрывать окна.

— Особенности поведения самоубийц еще недостаточно изучены, — как бы невзначай ответил Вэнс.

Затем, после короткой паузы, он спросил:

— О чем вы беседовали с мистером Парди примерно за час до его ухода?

— Мы говорили очень мало. Я был поглощен новой работой Милликана в «Физикс Ревью» касательно щелочных дублетов и старался заинтересовать его этим предметом, но он, как я уже сказал, был озабочен чем-то иным, поэтому большую часть времени передвигал фигуры на шахматной доске.

— Ах, действительно? Это чрезвычайно интересно.

Вэнс взглянул на доску — какие-то фигуры все еще стояли там. Он быстро поднялся и подошел к шахматному столику. Минуту спустя он вернулся и снова сел в кресло.

— Очень занимательно, — пробормотал он, закуривая. — Он, вне всякого сомнения, еще раз прокручивал эндшпиль в партии с Рубинштейном, прежде чем спустился вниз. Фигуры занимают ту позицию, при которой он сдался, — его ждал неизбежный мат в пять ходов черным слоном.

Профессор Диллар с некоторым удивлением посмотрел на шахматный столик.

— Черный слон, — промолвил он чуть слышно. — Неужели это он пожирал его изнутри? Невероятно, что такая мелочь могла оказать на него столь разрушительное воздействие.

— Не забывайте, сэр, — напомнил ему Вэнс, — что черный слон стал символом его неудач. Он воплощал крушение всех его надежд. И куда менее значимые причины толкали людей на самоубийство.

Несколько минут спустя Бэрк доложил, что прибыл судмедэксперт. Оставив профессора в библиотеке, мы снова спустились в стрелковый клуб, где доктор Дорем занимался осмотром трупа.

Увидев нас, он махнул рукой. От его неиссякаемой веселости не осталось и следа.

— Когда все это кончится? — ворчал он. — Мне не по нутру сама атмосфера. Убийства, смерть от нервного потрясения, самоубийство. У любого мурашки по телу пойдут. Нет, уж лучше найду-ка я себе спокойную работу где-нибудь на бойне.

— Мы считаем, — заявил Маркхэм, — что это последний случай.

Дорем воскликнул: