Злой гений Порт-Артура

Профессор поморщился, но постарался сделать это незаметно. Как никто другой, он понимал неуместность продолжения эксперимента, но сверху торопили, настаивали и уже требовали ускорить ход событий. Ситуация в мире сложилась скверная, пресловутый Карибский кризис в сравнении с ней можно было бы сравнить с добродушными играми пацифистов. Война с применением атомных бомб и ракет для всех враждующих сторон завершится «викторией» – они смогут уничтожить своих противников. Только получат пиррову победу, одну на всех, коллективное самоубийство, для которого в НАТО в приснопамятный год придумали изящный термин – «овер килл». Но время еще имелось, как и перспектива задействовать нетривиальное оружие, которое в одно мгновение может дезактивировать ядерные арсеналы. Так что работа установки, действующей на иных технологиях, стала приоритетом высшей категории. А потому на смерть пациентов все смотрели уже спокойно: мало кого из ученых в такой ситуации озаботит участь белых лабораторных мышей…

– Полковник ведь родился в двадцать первом году, за пять лет до кончины нашего реципиента, и оказался единственной подходящей кандидатурой. ДНК мы ему дополнили переливанием крови, и у нас есть ровно полчаса совместимости, притирки двух матриц в прошлом, так сказать, и теперь ничего не остановить. Если не умрет сейчас, то результат достигнут.

– Да понимаю все, как и то, что Александр Викторович уже умирал – болезни и дряхлость доконали его. Хотя лучше подошел бы Илья Григорьевич, но тут не судьба, у нас тогда не было еще установки.

– Не совсем так, товарищ генерал, смею заметить. Номософия появилась отнюдь не на пустом месте, потому и решили использовать хоть такую взаимосвязь между объектами дополнительно: а вдруг это немного повысит наши мизерные шансы. К прискорбию…

Договорить профессор не успел, так как запищали динамики, и один из операторов, непроизвольно глотая от накатившего возбуждения воздух, излишне громко заговорил:

– Есть пробой! Активирован второй контур! Начат переброс! Пошел отсчет: три, два, один. Ноль!

Голос заглушил воющий сигнал, а в экспериментальной камере началось что-то невообразимое…

Часть первая Перезалив 18–24 апреля 1904 года

Глава 1

«Странно, какое-то новое ощущение. А ведь верно, ничего не болит надрывно, а вполне щадяще, чуть-чуть. А ведь я умирал, все же сто два года прожил, о таком сроке и не помышлял при моей-то службе и образе жизни. Всего трое товарищей через столетний рубеж перешли, и я последний среди тех, кто дожил до нынешнего дня.

Но лучше бы не видеть того, во что превратилась моя прежде великая держава, за которую миллионы людей порой не жалели ни крови, ни собственной жизни! И мир, который может обратиться в радиоактивное пепелище, если мы не остановим выродков, что тщатся удержаться у кормила власти любой ценой, даже ценой гибели сотен миллионов человек!»

Мысли текли медленно и размеренно, как таежная река направляет свои воды в последние дни августа. Через сомкнутые веки просвечивался яркий свет, какой бывает только утром, причем летом, да и холод совершенно не ощущался, было достаточно тепло. А еще вернулся слух – громкие человеческие голоса, крикливые, гортанные и звонкие «вечных спорщиков улицы», которые сразу наводили на размышления.

«Китайцев моментально узнаешь по манере разговора, такое общение для них совершенно нормально. Японцы и корейцы говорят между собой совершенно иначе, я это еще в сорок пятом году понял, когда пленных из Квантунской армии допрашивал. А до того на Халхин-Голе, где с самураями столкнулся в третий раз. Да и позже, когда общался с представителями Мао Цзедуна и Ким Ир Сена, послужил в Пхеньяне и Порт-Артуре, нашем тогда еще, потом его отдали китайским товарищам вместе с Дальним, и город стал Далянь.

Так что теперь ясно одно: раз слышу китайскую речь, то эксперимент удался, и я получил право на новую жизнь, пусть и в чужом для меня теле. Однако не очень долгую по времени. Разлет, как меня уверили, может быть от полумесяца до нескольких недель, шести-семи, не больше, а там настоящий хозяин тела вернет себе управление.

Сейчас реципиент должен спать, как в наркотическом сне, а я буду вместо него бодрствовать. Потому не стоит терять лишних часов, они для меня драгоценны. Так что пора браться за дело, Александр Викторович, каждая минута может быть на вес золота, хотя время просто так не взвесишь, но зато живо прочувствуешь».

С трудом открыв глаза, человек обвел взглядом обычную комнату: затертые глиной стены, низкий потолок, небольшое окошко с отмытыми стеклами в деревянной раме. Из мебели только европейского вида письменный стол с двумя тумбами, тяжеленный даже на вид. Несколько гнутых стульев, подобных тем, что были в гарнитуре работы приснопамятного мастера Гамбса, которые искал «великий комбинатор» со своим незадачливым партнером, бывшим предводителем дворянства.