– Да понятно, что вы выполняли крайне необдуманный и даже странный приказ генерала Куропаткина, если не говорить нелицеприятно и жестко, давая честную оценку происходящему. – Голос наместника зазвенел, а это говорило о том, что Алексеев едва сдерживает гнев. – На всем северном побережье Желтого моря только два удобных участка для высадки крупных масс пехоты – это Дагушань и Бицзыво. Последний вообще рядом с островами Эллиота, где сейчас базируется эскадра броненосцев адмирала Того. Тем не менее вражеский десант на побережье там был отражен, достаточно было одной бригады из 4-й стрелковой дивизии. И японцы сброшены в море, а те, кто остался на берегу, истреблены подчистую. Наши миноносцы потопили шесть вражеских транспортов на мелководье, из их трюмов удалось вытащить богатые трофеи, включая пушки, пулеметы и огромное количество патронов.
Алексеев отпил чая из стакана – видимо, в горле пересохло. И продолжил умело давить генерал-лейтенанта Штакельберга, показывая виртуозное мастерство, Фок только мысленно аплодировал такому искусству. Никакого хамства или унижения, но виновный загонялся в угол, как бильярдный шар в лузу после сильного и точного удара кием.
– Вам тоже представился точно такой же шанс, но вы, выдвинув всего одну бригаду генерал-майора Зыкова, только наблюдали за высадкой вражеского десанта. И при этом даже не выдвинули вперед артиллерию, чтобы обстрелять высадившуюся вражескую пехоту вместе с баркасами, как это сделал генерал-лейтенант Фок, здесь присутствующий. И я не нахожу оправдания столь странным и, безусловно, необъяснимым действиям!
Злой взгляд Штакельберга мазнул по лицу Александра Викторовича – тот сделал вид, что не заметил этого – и уткнулся в белый крест на его шее. Затем командующий 1-м Сибирским корпусом посмотрел на Алексеева, вернее, на большего размера белый крест святого Георгия 2-й степени. И лицо Георгия Карловича обмякло: крыть в ответ ему было нечем, и единственное, что оставалось делать, – промолчать, прикусив губу и склонив побагровевшее от стыда лицо.
Именно эти белые кресты были тем краеугольным доводом, против которых не нашлось никаких аргументов. А ссылаться на приказ Куропаткина уже было глупо – Алексей Николаевич ведь не запрещал атаковать вражеский десант открытым текстом, а завуалированное пожелание командующего армией не может быть оправданием фактически преступного бездействия командующего корпусом.
– Вы командующий корпусом и должны были предпринять самостоятельные действия, Георгий Карлович, я ведь знаю вас как боевого и, безусловно, храброго генерала, не раз проливавшего свою кровь на поле боя. – В голосе Алексеева теперь прозвучали участливые нотки, наместник великолепно разбирался в человеческой психологии. – Может быть, тому причиной ваше плохое самочувствие? Вы можете подать мне рапорт о болезни, я ведь главнокомандующий не только морскими, но и сухопутными силами, и наместник его императорского величества на всем Дальнем Востоке и в Маньчжурии. Я пойму, и заверяю вас, что у меня нет никаких потаенных мыслей – я всегда уважал и буду уважать вас искренне и желать всяческого добра.
Фок сидел с прямой спиной и, как все присутствующие за большим дубовым столом в роскошном салоне, не отводил взгляда от наместника. Тот продолжал мастерски вести высочайшего уровня игру, и не пресловутым методом «кнута и пряника», наиболее распространенным не только в обществе, но и в армии, а гораздо тоньше – «горячо и холодно», а именно так не только закаляют сталь, но привлекают сторонников.
– Болезнь и раны терзают меня, не буду скрывать это от вашего высокопревосходительства. – Штакельберг вскинул голову, видимо, принял какое-то решение, важное для себя. И чуть громче добавил: – Но я в состоянии командовать вверенным мне Первым Сибирским корпусом, для чего не пожалею сил, а если потребуется, то живот свой положу в бою бестрепетно, заверяю ваше высокопревосходительство!
– Вот и хорошо, Георгий Карлович, я нисколько не сомневался в решительности вашего превосходительства. Тогда нам предстоит нелегкая задача – сбросить обратно в море высадившуюся японскую армию генерала Оку. Дело трудное – у японцев четыре дивизии по двенадцать батальонов каждая, кавалерийская бригада из двух полков, дополнительные артиллерийские дивизионы и вроде бы одна или две резервные пехотные бригады. – Алексеев остановился и посмотрел на генерал-квартирмейстера своего полевого штаба генерал-майора Флуга.
Фок был знаком с Василием Егоровичем, который был на семнадцать лет его моложе – можно сказать, живчик, еще не достигший рубежа в сорок пять лет. Да и вообще из всех генералов, собравшихся за столом, он был самым старшим по возрасту. Даже Штакельберг, что имел перед ним старшинство по производству в чин генерал-лейтенанта, был на восемь лет моложе. И что немаловажно, числился по кавалерии, будучи до назначения командующим корпусом начальником 10-й кавалерийской дивизии, что было ниже по значимости, чем стрелковая дивизия.